О смерти?
Знаю, как хоронят близких.
Знаю, как хоронят родственников.
Знаю, как хоронят сверстников, с которыми учился в одном классе.
Знаю, как хоронят детей не доживших до первого раза в первый класс.
Тонул в мутном пруду.
Нарывался на поножовщину в подворотне. Опуская все прочие подворотни, где обходились мордобоем.
Вылезал из превратившихся в "оку" девяносто девятых жигулей. И из машины кувыркающейся через крышу под откос.
Гулял по карнизу на уровне восьмого этажа. И на десяток этажей выше.
Мне пихали ствол в пузо.
У моих ног разлетались кинутые с верхних этажей бутылки.
В шаге от меня грохались свежесостряпанные подвесные потолки с высоты четырех метров.
В сантиметрах от меня проносились машины...

Я до сих пор жив, но есть крохотное подозрение, что кое о чем я догадываюсь.

На тот свет не тороплюсь, но...
Сто лет это много. Двести много. Четыре сотни - бесконечно много.
Если это не так, могу только порадоваться за вас. И пожелать чтобы через сто лет вы вписались в изменившиеся реалии, которые будут разительно отличаться от привычного вам мира.

Без издевки. Искренне.

Вопрос это риторический. Факт.
Обсуждение ни к чему не ведет. Факт.
Каждый останется при своих потому что каждый знает как жить ему. Ну или предполагает, что знает.

Я ни в коей мере не собираюсь навязывать кому-то свой образ мысли или образ жизни. Боже упаси. Уже писал и еще раз повторю - это мое и только. Более того массу из того, что я делал в своей жизни я не советую делать никому. Хотя любой даже самый негативный опыт - все равно опыт.
Искренне рад, что есть люди, которые видят себе занятия на четыре сотни лет вперед. Если занятие достойное, то почему бы нет?

Предположения строить и схемы выводить не стану. Но вот только смотрю я на стариков и замечаю, что бабки и дедки прожившие долгую счастливую жизнь, смотрят на мир иначе. И за жизнь не так чтобы цепляются. И еще сто лет себе не планируют. Видимо не нужны в восемьдесят еще сто лет. Хотя опять же все индивидуально.

Про себя могу сказать то, что уже говорил. Я не собираюсь торопить события. Не тороплюсь на тот свет. Мне еще сына воспитывать. И есть еще масса всего любопытного и интересного, чего я не сделал, а хотелось бы. Но и искусственно удлиннять себе жизнь не вижу смысла. А до 400 лет люди от природы не живут. И наверное это правильно. Впрочем, это опять-таки исключительно мое. Навязывать никому ничего не собираюсь.

Простоты и понимания с возрастом не прибавляется. То есть я вижу схемы, под которые можно все подогнать. Некоторые принимают их за то самое понимание, но это не оно. Я знаю как минимум с десяток таких схем. Но настоящего понимания от этого не прибавляется.

А на счет того, что там дальше и уверен ли я в том, что там не хуже? А так ли важен следующий цикл и вообще его наличие на текущем цикле? Когда спортсмен бежит по дорожке и знает, что работает на результат, что сейчас идет соревнование, он не думает о том последнее оно или нет. Он не думает о том, как он побежит через год. Он занят текущим соревнованием, его итогами и результатами.

Я всю жизнь жил сегодня. Всю жизнь решал проблемы по мере их поступления. Сомневаюсь, что изменюсь. Жить будущим - наивно. Как сказал классик "человек внезапно смертен". Так что планировать смысла нет. Жить прошлым - удел разочаровавшихся. Но это опять-таки мой взгляд на вещи. Навязывать его не собираюсь, спорить о нем не вижу смысла.

Все, пора завязывать, а то чего-то я разболтался не по делу. Обо всем и ни о чем

Так вот есть такая грань, после которой удовольствие переходит в прямо противоположное состояние. А самое большое счастье, это когда ты получил стакан воды и чуть-чуть не дошел до этой грани. Вроде чуть-чуть не хватило, но пресыщения и тем более перенасыщения нет. Вот есть у меня исключительно мое подозрение, что жизнь лучше закончить не дойдя до этой грани, чем переступив через нее. Чтобы тошно не стало и чтобы чуть-чуть не хватило.

Хорошее начало для теологической беседы. Но спорить о религии и вере я точно сейчас не стану
А по поводу "Единого сборника"... Замечательный фрагмент у Ричарда Баха был в "Единственной". Абсолютно блестящий. Даже не поленился найти. Ежли любопытно и есть время, пожалуйста:

"Мы подошли ближе и убедились, что никакого сварочного аппарата там действительно нет. Ни звука, ни дыма, вместо этого в метре от старика поднимался от земли яркий пульсирующий столб солнечного света.
-... и в мир отдашь ты то, что было тебе передано, - услышали мы мягкий голос, доносящийся из света. - Отдашь тем, кто жаждет узнать истину о том, откуда мы приходим сюда, смысл нашего существования и тот путь, который ведет в наш вечный дом.
Мы остановились в нескольких шагах позади него, пораженные увиденным. Однажды я уже видел этот яркий свет много лет назад. Тогда я был совершенно поражен, случайно взглянув на то, что до сегодняшнего дня я зову Любовью. И теперь мы смотрели на тот же самый свет, и по сравнению с ним мир вокруг казался призрачным, погруженным в сумерки.
В следующее мгновение свет исчез, а на том месте, из которого он исходил, остался лежать ворох золотистых страниц, исписанных исключительно ровным и красивым почерком.
Старик все еще стоял на коленях с закрытыми глазами, не догадываясь о нашем присутствии.
Лесли ступила вперед и подняла с земли сияющий манускрипт. В этом загадочном месте ее рука не прошла сквозь страницы.
Мы ожидали увидеть руны или иероглифы, но обнаружили английский текст. Разумеется, - подумал я, - старик прочтет это по-французски, а перс - на языке фарси. Так и должно быть со всяким откровением - язык не имеет значения, важно восприятие идей.
Вы - существа света, - начали читать мы. - Из света вы пришли, в свет вам, суждено вернуться, и на каждом шагу вас окружает свет вашего безграничного бытия. Лесли перевернула страницу.
По своей воле оказались вы в мире, который создали для себя сами. Что держите в сердце своем, то и исполнится, чем больше всего восхищаетесь, тем и станете.
Не бойтесь и не поддавайтесь смятению, увидев призраков тьмы, личину зла и пустые покровы смерти, поскольку вы сами выбрали их, чтобы испытать себя. Все это - камни, на которых оттачивается острие вашего духа. Знайте, что вас повсюду окружает реальность мира любви, и в каждый момент у вас есть силы, чтобы преобразить свой мир в соответствии с тем, чему вы научились.
Страниц было очень много, сотни. Мы листали их, охваченные благоговением.
Вы - это жизнь, создающая формы. И погибнуть от меча или от старости вы можете не более, чем умереть на пороге двери, проходя из одной комнаты в другую. Каждая комната дарит вам свое слово - вам его сказать, каждый переход - свою песню, вам ее спеть.
Лесли посмотрела на меня, глаза ее сияли. Если это писание так тронуло нас, людей двадцатого века, - подумал я, - то какое впечатление оно должно произвести на живущих... в каком же это?.. двенадцатом!
Мы сноба принялись читать манускрипт. В нем не было ни слова о ритуалах, поклонении, никаких призывов обрушить огонь и разорение на головы врагов, не было упоминания о каре за неверие, не было жестоких богов Аттилы. Там не упоминалось о храмах, священниках, раввинах, братствах, хорах, рясах и священных праздниках. Эта рукопись была написана для полного любви существа, живущего у нас внутри, и только для него. Стоит лишь выпустить эти идеи в мир, - подумал я, - дать людям этот ключ к осознанию власти над воображаемым миром, к раскрытию силы любви, как исчезнет всякий ужас. И тогда мир сможет обойтись без Темных Веков в своей истории!
Наконец старик открыл глаза, увидел нас, и поднялся, ничуть не испугавшись, словно рукопись была его сутью. Он скользнул по мне взглядом, задержал его на Лесли.
- Я - Жан-Поль Ле Клерк, - представился он. - А вы - ангелы.
Прежде, чем мы оправились от изумления, он радостно рассмеялся.
- А вы заметили, - поинтересовался он. - Свет?
- Это было вдохновение! - сказала моя жена, вручая ему золотистые страницы.
- Воистину, вдохновение. - Он поклонился так, словно помнил ее, и она, как минимум, была ангелом. - Эти слова - ключ к истине для тех, кто их прочтет, они подарят жизнь каждому, кто их услышит. Когда я был маленьким ребенком, мне было обещано Светом, что эти страницы попадут ко мне в руки в тот вечер, когда явитесь вы. Теперь, когда я стал стар, наступил это вечер - вот вы, вот и они.
- Они изменят этот мир, - сказал я.
Он как-то странно посмотрел на меня.
- Нет.
- Но ведь они были даны тебе...
-... в испытание, - закончил он.
- Испытание?
- Я много путешествовал, - сказал он. - Я изучил писания сотен верований, от Китая до земель северных викингов. И, несмотря на все свои изыскания, я научился вот чему. Каждая из великих религий уходит своими корнями в свет. Но лишь сердце может сохранить свет. Писания этого сделать не могут.
- Но у тебя в руках... - начал я. - Ты должен прочесть. Это великолепно!
- В моих руках бумага, - сказал старец. - Если отдать эти слова в мир, их поймут и оценят те, кто уже знает истину. Но прежде чем это сделать, нам придется дать им название. А это их погубит.
- Разве дать имя чему-то прекрасному - значит погубить его?
Он удивленно посмотрел на меня.
- В том, чтобы дать имя какой-либо вещи, нет ничего плохого. Но дать имя этим идеям - означает создать религию.
- Почему?
Он улыбнулся и вручил мне манускрипт.
- Я отдаю эти страницы тебе,... ?
- Ричард, - сказал я.
- Я отдаю эти страницы, пришедшие прямо из Света Любви, тебе, Ричард. Желаешь ли ты, в свою очередь, подарить их миру, людям, жаждущим узнать, что в них написано, тем, кому не выпала честь быть на этом месте, когда явился сей дар? Или ты хочешь оставить эту рукопись лично для себя?
- Конечно, я хочу отдать их в мир!
- А как ты назовешь свой дар?
Интересно, куда это он клонит, подумал я.
- Какая разница?
- Если ты не дашь ему название, это сделают другие. Они назовут их Книгой Ричарда.
- Ага, я понял. Ладно, тогда я назову это... ну хотя бы просто Страницы.
- Будешь ли ты оберегать Страницы? Или позволишь другим править их, изменять то, что им непонятно, выбрасывать то, что им не понравится?
- Нет! Никаких изменений. Они появились из самого Света. Какие могут быть изменения!
- Ты уверен? Ни единой строчки? Даже из самых благих побуждений? "Многие этого не поймут?", "Это их обидит?", "Здесь непонятно изложено?"
- Никаких изменений!
Он изогнул брови вопросительной дугой.
- А кто ты такой, чтобы так на этом настаивать?
- Я был здесь, когда они явились, - не унимался я. - Я сам видел, как они были даны миру.
- Итак, - продолжил он, - ты станешь Хранителем Страниц?
- Не обязательно я. Пусть будет любой другой, кто пообещает следить, чтобы не было никаких изменений.
- Но все-таки нужно, чтобы кто-то стал Хранителем Страниц?
- Да, я думаю, нужно.
- Так появятся служители Страниц. Те, кто всю свою жизнь посвятят защите некоего образа мысли, сделаются служителями этою образа. Но любой новый образ мысли, любой новый порядок означает изменение. А когда появляются изменения, наступает конец тому миру, который есть сейчас.
- Эти страницы не несут никакой угрозы, - не сдавался я. - Они несут любовь и свободу!
- А любовь и свобода - конец страху и рабству.
- Разумеется! - горячо воскликнул я. Куда же он всетаки клонит? Почему Лесли стоит молча? Разве она не согласна, что...
- Как ты думаешь, тем, кто наживается на страхе и рабстве, - продолжил Ле Клерк, - принесет ли им счастье то, что написано на этих Страницах?
- Скорее всего, нет. Но не можем же мы допустить, чтобы этот... свет... был утрачен!
- Обещаешь ли ты защищать этот свет? - спросил он.
- Конечно!
- А другие последователи Страниц, твои друзья, они тоже станут его защищать?
-Да.
- А если поборники страха и рабства убедят власти этих земель, что ты опасен, если они придут к тебе в дом с мечами, как тогда ты защитишь Страницы?
- Я убегу вместе с ними!
- А если за тобой снарядят погоню, настигнут, загонят в угол?
- Если нужно будет сражаться, я буду сражаться, - ответил я. - Есть принципы более важные, чем даже жизнь. За некоторые идеи стоит умереть.
Старик вздохнул.
- Так начнутся Страничные Войны, - сказал он. - В дело пойдут кольчуги, мечи, щиты, стяги, на улицах появятся лошади, огонь, кровь. Это будут немалые войны. Тысячи истинно верующих присоединятся к тебе, Десятки тысяч ловких, сильных, находчивых. Но принципы, провозглашенные в Страницах, бросают вызов правителям всех тех государств, где власть держится на страхе и невежестве. Десятки тысяч встанут на борьбу с тобой.
Наконец, до меня понемногу начало доходить то, что пытался сказать мне Ле Клерк.
- Чтобы вас узнавали, - продолжал он, - чтобы могли отличить от других, вам понадобится символ. Какой символ ты выберешь? Какой знак изобразишь на своих стягах?
Мое сердце застонало под тяжестью его слов, но я продолжал сопротивляться.
- Символ света, - сказал я, - знак огня.
- И будет так, - сказал он, читая еще не написанные страницы этой истории. - Знак Огня встретится со Знаком Креста в битве на полях Франции, и Огонь одержит славную победу. Первые города Креста будут сожжены твоим священным огнем. Но Крест объединится с Полумесяцем, и их армии вторгнутся в твои владения с юга, востока и севера; сто тысяч человек против твоих восьмидесяти. "Стой", - хотел сказать я. Я знал, что будет дальше. И за каждого воина Креста, за каждого солдата Полумесяца, которых ты убьешь, защищая свой дар, сотни проклянут твое имя. Их отцы, матери, жены, дети и друзья возненавидят Страничников и проклятые Страницы, которые погубили их возлюбленных. А все Страничники станут презирать всех христиан и проклятый Крест, каждого мусульманина и проклятый Полумесяц, за смерть их родных Страничников.
- Нет! - воскликнул я. Каждое его слово было чистой правдой.
- И во время этих Войн появятся алтари, вознесутся шпили соборов и храмов, чтобы увековечить священные Страницы. А те, кто искал нового знания и духовного роста, вместо них получат новые предрассудки и новые ограничения: колокола и символы, правила и песнопения, церемонии и молитвы, одеяния, благовония и подношения золота. Сердце Страницизма вместо любви наполнит золото. Золото, чтобы сооружать все больше храмов, золото, чтобы купить на него мечи, которыми потом обращать неверующих, спасая их души.
- А когда ты умрешь. Первый Хранитель Страниц, понадобится золото, чтобы запечатлеть твой лик. Появятся величественные статуи, огромные фрески, полотна, своим бессмертным искусством превозносящие эту сцену. Вообрази огромный гобелен: здесь Свет, здесь Страницы, там, в небе, распахнулись ворота в Рай. Вот преклонил колени Ричард Великий в сияющих доспехах; а вот прекрасный Ангел Мудрости - держит в своих руках Священные Страницы; рядом с ней старый Ле Клерк у своего скромного костра в горах, свидетель этого чуда. Нет! - воскликнул я мысленно, - это невозможно! Но это было не только возможно, это было просто неизбежно.
- Отдай эти страницы в мир, и возникнет еще одна религия, новое духовенство, снова будут Мы и будут Они, настроенные друг против друга. За сотню лет миллионы погибнут за эти слова, которые мы держим в руках; за тысячи лет - десятки миллионов. И все из-за этой бумаги.
В его голосе не было даже намека на горечь, сарказм или усталость. Жан-Поль Ле Клерк был исполнен знания, которое он получил в своей жизни, спокойно принимая то, что он в ней нашел. Лесли поежилась.
- Дать тебе мою куртку? - спросил я.
- Спасибо, Буки, - ответила она, - я не замерзла.
- Холодно? - спросил Ле Клерк. Он нагнулся, достал из костра горящую веточку, поднес ее к золотистым страницам. - Это тебя согреет.
- Нет! - Я отдернул ворох страниц. - Сжечь истину?
- Истину невозможно сжечь. Истина ждет любого, кто пожелает ее найти, - сказал он. - Сгореть могут лишь эти страницы. Выбирайте, желаете ли вы, чтобы Страницизм стал еще одной религией в этом мире? - Он улыбнулся. - Церковь объявит вас святыми...
Я в ужасе посмотрел на Лесли и прочел в ее глазах то же выражение.
Она взяла веточку из его рук, коснулась краев манускрипта. В моих руках распустился солнечно-огненный цветок, я опустил его, и на землю упали догорающие лепестки. Еще мгновение - и снова стало темно.
Старец облегченно вздохнул.
- Благословенный вечер! - сказал он. - Не часто нам выпадает шанс уберечь мир от новой религии!"

Вселенную, как межавторский проект? Или вселенную, как мир - декорацию для собственной книги?

Если межавторский проект, то ничего не имею против, если сложится. Но цели такой себе не ставлю.

Если, как декорацию для собственной книги... Ну тык каждый автор, если существует вне рамок заданных уже существующей серии, этим в большей или меньшей степени и занимается. Разве нет?

"Есть вещи".
Есть вещи, что жутко меня раздражают.
Есть вещи, что сущность свою выражают.
Есть вещи, которые сильно люблю.
Есть вещи, которые просто терплю.
Етсь вещи, с которыми биться и знать
Что силы и душу придется отдать.
Вцелом же равенством все выражается.
Значит уверен,что жизнь продолжается.
Чуть-чуть подправил.

Ну, во-первых, от чего эта основная часть издохнет. То есть если мы губим человечество от вируса это одно. Остаются достижения цивилизации. Если от всемирного потопа или серы с небес, то это другой вопрос. Во-вторых, кто останется. Степень образованности выживших, специфика образования, знаний, умений, навыков. Это момент, который может играть некоторое значение.

Но на мой взгляд, в любом случае одичание неизбежно. Нашего уровня достигнут очень не скоро. И о нас, равно как и о том, что с нами случилось, потомки скорее всего будут знать примерно то же, что мы знаем о библейских героях. Были они, не были, что там было? Да хрен его знает.

Ну не стоит всех под одну гребенку. Специфика знаний у всех разная. И люди в разных местах живут разные. Серьезно. Вопрос в другом: кто выживет? И даже если выживут люди, которые смогут заставить работать какую-то инфроструктуру, или создать новую, еще не факт, что они смогут организоваться, для того, чтобы что-то начало функционировать.
По-этому все непредсказуемо, зависит от случая и от очень многих НО.
Ну опять-таки это мое мнение. Не навязываю и на истину не претендую.

От широты зависит и того, что я имею на руках, попав на остров.
Крышу над головой соорудить, костер развести - смогу.
На счет с голоду не сдохнуть, думаю справлюсь. Во всяком случае в наших широтах. В тропиках, где обычно по закону жанра попдают на необитаемый остров, скорее всего сдохну. Просто потому, что опытным путем пробуя, что можно жрать, а что нельзя, можно легко травануться. А внятных знаний относительно чужеземной биосферы у меня нет.