Передо мной стоял большой двухэтажный деревянный дом, словно памятник дореволюционной эпохи. Старые доски покрывал зелёный густой мох. Тёмно-синяя краска на оконных рамах почти полностью облезла, показывая на свет мокрую древесину. Несколько досок на большой террасе прогнили до такой степени, что провалились вниз, предупреждая об опасности перелома ноги или более фатальных последствиях. На крыше при каждом дуновении холодного горного ветра раздражающе скрипел древний флюгер.
- «Эх! – подумал я и закурил. – Ну и домик же мне оставил в наследство дедушка!»
Вокруг дома, подобно сказочным стражам, стояли могучие сосны глухого алтайского леса. На чистом голубом, внушая оптимизм, ярко светило июльское солнце. Стояла сплошная тишина, нарушаемая лишь карканьем одинокого ворона, который пока не попадался мне на глаза. Таксист, привёзший меня сюда, любезно пообещал забрать меня завтра часов в семь.
Я докурил и, собравшись с духом, двинулся к облезлой двери. Доски под ногами жалобно скрипели и угрожающе прогибались, но героически выдерживали мой нехилый вес. Однако я поспешил покинуть опасный участок, протянув руку к замызганной позолоченной ручке. Дубовая створка с ужасным режущим слух визгом открылась, впуская меня в прихожую, по совместительству и зал, в котором царил полумрак.
Здесь всё было, так же как и пятнадцать лет назад, когда меня, восьмилетнего мальчишку, привезли погостить к бабушке с дедушкой. Два мягких кресла у окна, которое сейчас было зашторено, посреди комнаты большой деревянный стол с четырьмя стульями. В углу на небольшом столике стоял старый граммофон, который очень любил слушать мой дед. На стене висели полки с пыльными книгами и фотографией в рамке, где были запечатлены ещё молодой улыбающийся дедушка, сидящая у него на шее мама, которой тогда было лет пять и бабушка, чьи большие очки в роговой оправе и белый фартук отпечатались в моей памяти. Пусть земля будет пухом этой добрейшей женщине. Рядом с бабушкой, держа её за руку, стоял мальчик лет десяти. Это был красивый паренёк с длинными каштановыми волосами и голубыми глазами. Звали его Артём.
Всё это мне поведала мать, так как дядю я не знал потому, что он умер задолго до моего рождения при загадочных обстоятельствах.
Свет в доме отсутствовал, и это мне доказала лампочка, которая не обратила внимания на все мои махинации с выключателем.
- Твою ж…! – выругался я и отправился на поиски фонаря, который был найден довольно-таки быстро в одном из ящиков кухонного стола.
У меня возникло сильное желание посмотреть дедушкину комнату. В ней, как мне сказала бабка жившая в дворянском поместье неподалёку и следившая раньше за домом, дед и умер от сердечного приступа чуть больше полугода назад. Комнатка находилась на втором этаже и была настолько мала, что в ней умещалась только двуспальная кровать и миниатюрный столик.
Недолго думая, ведь брезгливость у меня отсутствовала напрочь, я улёгся на кровать и стал размышлять о том, зачем этот старик завещал именно внуку такой здоровенный дом. Эти размышление быстро перетекли в дрёму, а она уже в полноценный сон.
Разбудил меня неожиданно громкий скрип флюгера. Первые мгновения рассудок был затуманен сладким сном, поэтому пришлось осмотреться, чтобы понять - я до сих пор в комнате деда.
Внезапно в окно за кроватью постучались. От неожиданности у меня ёкнуло сердце, а душа ушла в пятки. Мне стоило огромных усилий, чтобы обернуться на страшный звук. Я ожидал увидеть страшную фигуру какого-нибудь монстра из самых кошмарных снов, но это был всего лишь ворон, чей крупный силуэт еле проглядывался в общей тьме ночи. Моё сердце забилось в прежнем ритме, а душа вернулась на своё законное место.
Вдруг внизу заиграл старый граммофон:
«Wish on the moon
And look for the gold in a rainbow
And you’ll find a happy time…»

Музыка была вполне обычная – любимый дедушкин джаз. Однако от этой песни знаменитого Боба Кросби мне стало чудовищно жутко, и, клянусь, после неё при каждом звучании голоса этого певца меня будет здорово лихорадить. Я, преодолев страх, резко вскочил на ноги и ринулся вниз, где стоял источник звука, но у самой лестницы споткнулся и кубарем скатился на первый этаж.
В комнате никого не было. Самовольный граммофон зловеще крутил пластинку. С улицы доносился скрип флюгера. Мне было очень страшно находиться в этом жутком доме. Волосы на теле стояли дыбом, как будто меня хорошенько ударило током. Вот именно тогда среди роскошных чёрных волос появилось много седых локонов.
- Уходи! – вдруг раздался за спиной детский, но какой-то бесцветный голос. – Тебе здесь не место!
От ужаса я чуть не выронил фонарик, сердце в страхе подпрыгнуло в груди. Поборов сковавшие меня путы ужасы, всё же развернулся и посветил туда, откуда доносился голос. По моему телу, подобно току, побежали мурашки. Всё вмиг покрылось гусиной кожей, и волна ужаса, захлестнувшая мой разум, чуть не заставила меня пронзительно закричать.
Передо мной в полосатом окровавленном свитере и чёрных брючках стоял мальчик с каштановыми волосами и голубыми глазами. На его бледном окровавленном лице играла саркастическая ухмылка
- Уходи! – бесцветным голосом повторил призрак и внезапно с диким криком, страшно выпучив глаза, залитые кровью, и угрожающе вскинув руки, ринулся на меня.
Я много читал и слышал о том, что в такие моменты человека сковывает страх, и он не может пошевелиться. Так вот, я мог. Да ещё как! Я побежал из этого чёртового дома так, что пятки засверкали. Дверь, распахнутая настежь, с громким хлопком захлопнулась за спиной.
Мой бег был довольно-таки долгим, пока я не убедился, что за мной не гонится страшный призрак мальчишки. Как говорится, у страха глаза велики. Вот этот страх и гнал меня до самого шоссе, на обочине которого я в изнеможении и упал, полностью отключившись.
Разбудил меня сигнал такси, который ждавшего меня у развилки. На расспросы водителя, что случилось, я, разумеется, ничего не ответил и просто занял своё место. Пожав плечами, он завёл машину и поехал обратно.
Тут мне вспомнилось, что в нагрудном кармане у меня лежит письмо от деда, бывшее прикрепленным к завещанию и совершенно выпавшее из памяти. Дрожащими руками я достал конверт. Несколько мгновений ушло на то, чтобы порвать упаковку и достать письмо, в котором оказалось всего несколько строк, написанных корявым почерком деда.
« Саня, ни в коем случае не приезжай в мой дом. Здесь творится что-то страшное. Извини, я завещал дом раньше, чем всё это стало происходить. Прощай!»
Вздохнув, я посмотрел в окно и чуть не упал в крепкие объятия обморока . Рядом с автомобилем летел крупный чёрный ворон…

Старый дом.

Передо мной стоял большой двухэтажный деревянный дом, словно памятник дореволюционной эпохи. Старые доски покрывал зелёный густой мох. Тёмно-синяя краска на оконных рамах почти полностью облезла, являя свету мокрую древесину. Несколько досок на большой террасе прогнили до такой степени, что провалились вниз, предупреждая об опасности перелома ноги или более фатальных последствиях. На крыше при каждом дуновении холодного горного ветра раздражающе скрипел древний флюгер.
- «Эх! – подумал я, закуривая. – Ну и домик же оставил в наследство дедушка!»
Вокруг дома, подобно сказочным стражам, стояли могучие сосны глухого алтайского леса. На чистом голубом небе, внушая оптимизм, ярко светило июльское солнце. Стояла сплошная тишина, нарушаемая лишь карканьем одинокого ворона, который пока старательно не попадался на глаза. Таксист, привёзший меня сюда, любезно пообещал приехать завтра часов в семь.
Я докурил и, собравшись с духом, двинулся к облезлой двери. Доски под ногами жалобно скрипели и угрожающе прогибались, но героически выдерживали весь нехилый вес. Однако я поспешил покинуть опасный участок, протянув руку к замызганной позолоченной ручке. Дубовая створка с ужасным режущим слух визгом открылась, впуская меня в прихожую, по совместительству и зал, в котором царил полумрак.
Здесь всё было, так же как и пятнадцать лет назад, когда меня, восьмилетнего мальчишку, привезли погостить к бабушке с дедушкой. Два мягких кресла у окна, которое сейчас было зашторено, посреди комнаты большой деревянный стол с четырьмя стульями. В углу на небольшом столике стоял старый граммофон, который очень любил слушать дед. На стене висели полки с пыльными книгами и фотографией в рамке, где были запечатлены ещё молодой улыбающийся дедушка, сидящая у него на шее мама, которой тогда было лет пять и бабушка, чьи большие очки в роговой оправе и белый фартук отпечатались в моей памяти. Пусть земля будет пухом этой добрейшей женщине. Рядом с молодой бабушкой, держа её за руку, стоял мальчик лет десяти. Это был красивый паренёк с длинными каштановыми волосами и голубыми глазами. Звали его Артём.
Всё это поведала мать, так как дядю я не знал потому, что он умер задолго до моего рождения при загадочных обстоятельствах.
Свет в доме отсутствовал, и это доказала лампочка, которая не обратила внимания на все мои махинации с выключателем.
- Твою ж…! – выругался я и отправился на поиски фонаря, который был найден довольно-таки быстро в одном из ящиков кухонного стола.
У меня возникло сильное желание посмотреть дедушкину комнату. В ней, как у нотариуса поведала бабка жившая в дворянском поместье неподалёку и следившая раньше за домом, дед и умер от сердечного приступа чуть больше полугода назад. Комнатка находилась на втором этаже и была настолько мала, что в ней умещалась только двуспальная кровать и миниатюрный столик.
Недолго думая, ведь брезгливость у меня отсутствовала напрочь, я улёгся на кровать и стал размышлять о том, зачем этот старик завещал именно внуку такой здоровенный дом. Эти размышление быстро перетекли в дрёму, а она уже в полноценный сон.
Из крепких объятий Морфея вырвал неожиданно громкий скрип флюгера. Первые мгновения рассудок был затуманен сладким сном, поэтому пришлось осмотреться, чтобы понять - я до сих пор в комнате деда.
Внезапно в окно за кроватью постучались. От неожиданности ёкнуло сердце, а душа ушла в пятки. Мне стоило огромных усилий, чтобы обернуться на страшный звук. Я ожидал увидеть страшную фигуру какого-нибудь монстра из самых кошмарных снов, но это был всего лишь ворон, чей крупный силуэт еле проглядывался в общей тьме ночи. Сердце в облегчении забилось в прежнем ритме, а душа вернулась на законное место.
Вдруг внизу заиграл старый граммофон:
«Wish on the moon
And look for the gold in a rainbow
And you’ll find a happy time…»

Музыка была вполне обычная – любимый дедушкин джаз. Однако от этой песни знаменитого Боба Кросби стало чудовищно жутко, и, клянусь, после неё при каждом звучании голоса этого певца меня будет здорово лихорадить. Я, преодолев страх, резко вскочил на ноги и ринулся вниз, где стоял источник звука, но у самой лестницы споткнулся и кубарем скатился на первый этаж.
В комнате никого не было. Самовольный граммофон зловеще крутил пластинку. С улицы доносился скрип флюгера. Очень страшно было находиться в этом жутком доме. Волосы на теле стояли дыбом, как будто меня хорошенько ударило током. Вот именно тогда среди роскошных чёрных волос появилось много седых локонов.
- Уходи! – вдруг раздался за спиной детский, но какой-то бесцветный голос. – Тебе здесь не место!
От ужаса я чуть не выронил фонарик, а сердце в страхе подпрыгнуло в груди. Поборов сковавшие меня путы ужасы, всё же развернулся и посветил туда, откуда доносился голос. По телу, подобно току, снова побежали мурашки. Всё вмиг покрылось гусиной кожей, и волна ужаса, захлестнувшая мой разум, чуть не заставила меня пронзительно закричать.
Передо мной в полосатом окровавленном свитере и чёрных брючках стоял мальчик с каштановыми волосами и голубыми глазами. На бледном окровавленном лице играла саркастическая ухмылка
- Уходи! – бесцветным голосом повторил призрак и внезапно с диким криком, страшно выпучив глаза, залитые кровью, и угрожающе вскинув руки, ринулся вперёд.
Я много читал и слышал о том, что в такие моменты человека сковывает страх, и он не может пошевелиться. Так вот, я мог. Да ещё как! Я побежал из этого чёртового дома так, что пятки засверкали. Дверь, распахнутая настежь, с громким хлопком захлопнулась за спиной.
Изнурительный бег был довольно-таки долгим, пока я не убедился, что за мной не гонится страшный призрак мальчишки. Как говорится, у страха глаза велики. Вот этот страх и гнал меня до самого шоссе, на обочине которого я в изнеможении и упал, полностью отключившись.
Разбудил меня сигнал такси, который ждавшего меня у развилки. На расспросы водителя, что случилось, я, разумеется, ничего не ответил и просто занял место позади шофёра. Пожав плечами, он завёл машину и поехал обратно.
Тут мне вспомнилось, что в нагрудном кармане лежит письмо от деда, бывшее прикрепленным к завещанию и совершенно выпавшее из памяти. Дрожащими руками я достал конверт. Несколько мгновений ушло на то, чтобы порвать упаковку и достать лист бумаги, в котором оказалось всего несколько строк, написанных корявым почерком деда.
« Саня, ни в коем случае не приезжай в мой дом. Здесь творится что-то страшное. Извини, я завещал дом раньше, чем всё это стало происходить. Прощай!»
Вздохнув, я посмотрел в окно и чуть не упал в крепкие объятия обморока. Рядом с тихо едущим автомобилем летел крупный чёрный ворон…

Народ говорит - хорошее произведение, интересное. А я вот сразу и в лоб спрошу у Автора - почему ужас? Ну вот хоть расстреляй, а ужаса я не увидел. Мистика ли? Она есть... спорить не буду. Так что же тут за миниатюра? Классический триллер? Нет... я такого не увидел.

Как зарисовка - миниатюра конечно же завершена логично. Сюжет и прочее выпилены грамотно и в отношении развивающихся событий - вопросов не возникло. Другое дело - наполнение... что называется убранство описываемого тобой мира. А точнее мирка, домика на окраине... Вот тут можно было бы и развернуться. И не говори мне - что вот, мол это миниатюрина и тому подобное. Ты с самого начала пошел сложным путем, выбрал тип повествовательный. Это твое право... но - суть здесь в другом. Твоя задача была в заданном обьеме уложиться с идеей, которую ты доводишь до читателя. Это вышло... но очень и очень коряво! Работы довольно много. события прыгают с одного на другое не оставляя мне, как критику возможности для их оценки. Тут был бы выгоден другой жанр повествования - некоторая философия, осмысление происходящего главным героем. Что, почему происходит, зачем и для чего герой приезжает в этот дом, да и в конце концов - с какого перепуга за ним гоняется призрак... Много вопросов сразу? Вот их то и должен был решить читатель исходя из рассуждений главного героя.

Выводя рассказ на уровень осмысления героем, ты бы неизменно перешел к жанру или типу рассуждения - и оно тут выгодно, потому как столько вопросов как задать, так и разгадать с читателем или критиком в таком коротком обьеме и том типе подачи, который выбран тобой ранее - ты не сможешь. Это вещь обьемная, и в свете простого наблюдателя она выглядит более чем незавершенна и неполноценно. Это мои мысли.

Относительно наполненности мира - дело твое, ты волен выбирать, но как при изменении подачи и жанра рассказа на рассуждение изменится окружающий мир - ты увидишь сам. Он станет более контрастным, и даже маленькая мелочь - вроде письма на столе, или брошенной папиросы на мягком персидском ковре в прихожей - со стороны сознания героя будет выглядеть ярко и вызывающе, нарочно обращая на себя внимание... Это что то вроде квеста от первого лица... пойми... этот прием намного более выгоден, реален и обьемен одновременно. что - то типа кино в режиме стерео. Тоесть читатель будет не рядом с героем... он будет героем, он почувствует то, что чувствует твой герой... и гораздо более точно поймет развитие событий, став некоторым соучастником и творцом своейц судьбы в произведении.