Вот бывает же такое. Вроде стояла две недели сухая погода. Весна вовсю, как говорится – гуляла. И тут раз, налетают неожиданно тучи и за какой-то час весь город оказывается засыпан мокрым, серым и противным снегом.

Хотя если разобраться, то, что же тут неожиданного? Сибирь и конец апреля. В общем-то можно было бы предположить такой вариант. Вот только в жизни и так мало хорошего, а тут ещё снег.

Антон поёжился под насквозь промокшей плащ-палаткой, передёрнул плечами, но затем, словно устыдившись этой секундной слабости, горделиво распрямился, поправил автомат и шагнул правой ногой прямо в припорошенную снегом, а потому незаметную лужу.

«Чёрт» - мысленно выругался он.

Новая порция холодной воды обдала ступню. В начале недели он был в рейде, комендантская проверка района. А когда переходил улицу, то случайно эта самая, правая, нога попала между трамвайным рельсом и асфальтом. Обошлось без переломов и вывихов, но ботинок засел в импровизированном капкане крепко. По-хорошему, надо было бы остановиться, расшнуроваться, вытащить сначала ногу, затем саму обувь. Однако шедший впереди капитан Мезенцев оглянулся и прикрикнул на новоиспечённого ефрейтора:

- Пошевеливайся!

Антон дёрнулся и освободился, что называется – «дурной силой». Вроде обошлось. Тогда так казалось. Но сегодняшний снегопад ясно показал – не обошлось. Лопнула где-то подошва. Или кирза оторвалась немного. В общем: что именно произошло – уже не важно. Важно то, что теперь он идет, хлюпая мокрой ногой, а дежурство, можно сказать, только началось. Ещё вечер и ночь впереди. Главное ночь, которая, скорее всего, будет холодной.

Простыть он не боялся. Это даже неплохо было бы. Дней на семь освобождение от службы, а то и госпиталь с его медпайком. Правда, по заболеванию туда ложиться вроде как неприлично, всё же не ранение. Но это на первом году службы. На третьем уже никто не упрекнёт тебя в симуляции. Особенно если с температурой и кашлем. Выздоравливай солдат, набирайся сил, скоро лето.

Но кто-то говорил Антону, что мокрые ноги и больные зубы как-то связаны. А вот это уже ни к чему. Потому что с ноющей зубной болью ничего не сравниться. Даже ранение, наверное, хотя бог миловал, пока ни разу не зацепило. Впрочем и зубы болели всего раз, очень давно, в детстве. Антон хорошо помнил что это неприятно и нудно. И ещё видел как сослуживцы, промучившись, день-другой с зубами, в конце концов, шли к полковому фельдшеру. Ну а он, в свою очередь, лечил кардинально. Звал двух солдат, покрепче и брал в руки щипцы.

Короче говоря: лучше не надо. Хотя кто его знает, как обойдётся это дежурство? Нога-то мокрая и это факт.

А ещё в голове вертелась тоскливая мысль: где брать новую обувь? Дома только цивильное. На периметре, коричневые туфли вполне сгодились бы. Там и не в такой обуви военнослужащие встречаются. Некоторые так вообще без формы, в гражданском. Но тем комендантский полк и отличается от линейного, что солдат здесь обмундировывают, как положено. И тех, кто проходит трёхлетнюю срочную службу и тех, кто находится на службе сверхсрочной. Раз в год каждый получает полный комплект обмундирования и обувь. У Антона срок в ноябре, так что к старшине Скорпионычу можно даже не подходить. Посочувствует, конечно, даст пару невыполнимых, а потому бесполезных советов, потом сделает печальные глаза и тихо проговорит:

- Почему-то все считают, будто меня сюда поставили, чтобы казённое имущество разбазаривать. А ведь всё совсем наоборот. Подойди в ноябре, что-нибудь придумаю.

Старшина не вариант. Идти к вокзалу? Там у железнодорожников можно, конечно, обменять патроны или пару гранат на ботинки армейского образца. И очень даже легко, они всегда испытывают нужду в боеприпасах. Однако по пути туда можно запросто нарваться на патруль. Такой же, комендантский, в каком он сейчас, может быть даже с ребятами из своей же, пятой роты, но с офицером. Там, у вокзала, патрули всегда с офицером ходят. И тогда, за наличие неучтённых боеприпасов – дисциплинарный батальон. Придётся тогда, в этих же самых ботинках ходить, пока срок не закончится. Не их срок, а его, по приговору. Лет пять – минимум. Или до смытия вины кровью, возможно даже посмертно.
Короче, железнодорожники – вариант верный, но опасный.

Остаётся городской рынок на окраине. Если там потолкаться, да поспрашивать втихую, можно найти, хоть и не новые, но всё же целые ботинки. За продукты или сигареты. На такие дела смотрят сквозь пальцы, всё одно люди обмениваются, и будут обмениваться. Приятель болтал, что вроде там даже появились «ювелиры», те, кто золото и другие драгоценности принимают. Только это тоже риск, почти такой же как с боеприпасами. Сигареты, вот самое надёжное и безопасное.

Представив, что завтра, вместо положенного отдыха, придётся тащиться к чёрту на кулички, Антон вздохнул и скользнул взглядом сначала по тротуарной урне, мимо которой их патруль проходил, потом по крышам и окнам домов на противоположной стороне улицы. Всё спокойно. Воскресенье и люди сидят по домам, набираясь сил перед новой шестидневкой. Только в окне второго этажа дома напротив мелькнуло, было, чьё-то лицо и тут же скрылось.

Антон перевёл взгляд на спину впереди идущего сержанта Азанова. Сегодня он старший. Сверхсрочник, демобилизовался ещё пять лет назад, но не ушёл. Да и не нужно это Митяю. Вернее Дмитрию, но сержант разрешает себя звать Митяем. Старослужащим, таким как Антон и если офицеров рядом нет. А то начнётся. «Субординация», «Митькой для подчинённых стал» и всё такое. Замечание ещё объявят, а это серьёзно. Три замечания за год и неполное служебное соответствие. Нет, подводить Митяя никак нельзя, среди сержантов он, пожалуй, самый авторитетный и в то же время простой. В смысле спокойный, без всяких там командирских замашек.

Так вот, служит Митяй Азанов сверхсрочную уже пять лет и уходить не собирается. Да и зачем? Военный паёк по любому больше гражданского. И форма не так изнашивается, как рабочая спецовка. Бывают конечно командировки на периметр, не без этого. Но не так уж и страшно там. Это только новички-первогодки периметра побаиваются. Антон вот, почти сразу в такую командировку попал, после призыва. Опасался по началу, потом ничего. Пообтерся, привык. Там летом самое такое время, а зимой и весной спокойно.

В окне снова появилось лицо. Антон нахмурился – похоже жилец их внимательно разглядывает. Не делать бы ему лучше этого. По окнам, конечно, не стреляют, как в то лето, когда снайпера в город пробрались. Антон ещё сопливым подростком-школьником был. Высунулся вот так же в окно, а по улице патруль как раз шёл. Усиленный. Снайперов всего десяток был, но панику они навели на весь город. Так что стреляли патрули, едва только засекали хоть что-нибудь подозрительное. Хорошо дед заметил вовремя – повалил на пол. Антон на всю жизнь запомнил звон бьющегося стекла и стук пуль по стене. А ещё шорох штукатурки, что на пол сыпалась. Патрульные ворвались в квартиру, посмотрели на них – бледных, пожалели. Даже посоветовали окна заделать чем-нибудь, а то мало ли. Весь день они тогда, с дедом, от мебели задние стенки отрывали и в пол-окна прибивали.

Нет, жилец определённо ими заинтересовался, не исчезает, хотя Антон уже несколько раз глянул в его сторону, и даже автомат демонстративно подтянул. Нужно проверить, что за любопытный субъект объявился. Не ведут себя так жители в городе. Факт.

Митяй словно почувствовал, что что-то происходит, оглянулся на Антона. Тот уже рот открыл, чтобы о своём наблюдении доложить, но тут сержант перевёл взгляд куда-то назад и удивлённо выгнул свои широкие, густые брови. Кажется даже капюшон плащ-палатки зашевелился. Так и встал, вполоборота ожидая чего-то, или кого-то.

Антон тоже оглянулся и остановился. Виной всему оказался третий патрульный – Вадим Гусельников. Молодой солдат, первогодок. Да не просто первогодок – первый месяц на дежурства ходит, в марте призвался. Так вот, по схеме он должен был идти в двух-трёх шагах позади Антона, чуть в стороне, страховать их обоих и при этом поглядывать назад, контролируя тыл. Вместо этого солдат съёжился, сгорбился, опустил голову, словно рассматривает что-то под своими ногами и бредёт шагах в десяти от них, разбрызгивая мокрый снег новенькими кирзовыми ботинками. Автомат держит прижатым двумя руками, через ткань плащ-палатки, к животу. Ремень почти волочится по земле. Случись что, так он его даже в боевое положение не успеет поставить, да ещё и выронит при этом.

Так и брёл Вадик, пока не наткнулся на стоящего Митяя. А тот в этот момент громко скомандовал:

- Смирно!

Вадик отшатнулся, от неожиданности, отступил назад и споткнулся об выставленную Антоном ногу. Вякнул что-то невразумительное, взмахнул нелепо руками под плащ-палаткой, выпустив при этом автомат, и завалился. Упал плашмя, на спину, резко выдохнув при ударе воздух, и кашлянул, пытаясь вдохнуть. А Митяй подошёл к упавшему в снег автомату, наклонился, поднял его за цевьё, распрямился, потом покачал, будто взвешивал в руке и вдруг с размаху опустил приклад на голову Вадиму. Вернее сделал вид, что опускает – приклад остановился буквально в нескольких сантиметрах от лица. Солдат громко вскрикнул и скривился:

- Ну чего вы? - Послышался его плаксивый голос.

- Мы?! – Взревел Митяй отвешивая Вадику хороший пинок в ляжку.

Тот даже по тротуару скользнул от удара. Схватился за ушибленное место, извернулся, другую ногу вверх выставил, вроде как от сержанта отпихивается. А Митяй ещё один пинок ему, уже по другой ноге.

- А! – Заголосил Вадик.

Из его глаз хлынули вдруг крупные слёзы. Вот ведь как. По росту как Митяй, по габаритам даже шире будет, а рохля. Весь какой-то кисельный, рыхлый, что ли. И ведь искренне не понимает, за что его бьют.
Антон быстро посмотрел по сторонам. Пусто. Метрах в ста от них, у небольшой часовни примостившейся прямо посреди проспекта, на разделительном газоне возится священник в чёрной рясе. Но это далеко и вряд ли он что-нибудь заметит. А даже и заметит, то вмешиваться не станет. Не его это ума дело. Гражданским не понять.

Кстати о гражданских. Антон засунул руку под плащ-палатку, нащупал на поясе подсумок и вытащил оптический прицел. Подумал пару секунд и решительно пристегнул его к автомату. Можно было бы и не пристёгивать, только с оружием солиднее будет. А потом резко развернулся и поднёс оптику к правому глазу, направляя ствол на окно второго этажа.

Любопытный гражданин, вернее даже гражданка замешкалась, не сразу отпрянула в глубину комнаты, а потому Антон без труда её рассмотрел. Молодая, лет двадцати. Лицо круглое, волосы светлые, затянутые в переброшенные на плечи косы. А платье чёрное, оттеняющее и без того бледную кожу. Ещё глаза. Большие, что заметно даже в прицел.

Он опустил автомат. Митяй, всё это время, молча наблюдал за его манипуляциями. Вадик продолжал хныкать.

- Заткнись! – Коротко бросил ему сержант и вопросительно уставился на ефрейтора.

- Девушка излишне любопытная, - пояснил Антон, отстёгивая прицел. – Будто следит за нами.

- Вот как?! – Оживился Митяй и пробежал взглядом по окнам. Нахмурился. – Я этот дом знаю. Подъезды с металлическими дверями. Те на ключи запираются, которых у нас естественно нет. Значит, придётся долбиться минут пятнадцать, пока жильцы, друг на друга надеясь, будут по своим норам сидеть. Взламывать-то, оснований, кажется, нет?

- Нет, - согласился Антон, упаковывая прицел на место.

Нравилась ему эта манера сержанта, как бы советоваться с подчинёнными. Нет, в бою или ещё в чём подобным Митяй дело знал туго, соображал мгновенно и правильно. Но вот в такие моменты, почему бы не показать, что подчинённый тоже человек, а не послушное «мясо»? Очень способствует единению и коллективизму.

- Потом проверка, туда-сюда, - продолжил старший патруля вслух свои размышления. - Ещё минут пятнадцать-двадцать. А до обеда всего сорок минут. Время как раз убиваем, но в комендатуру придём позже.

Антон понимающе кивнул. После того, как заместителем Главного Военного Коменданта, или как иногда сокращали ГВК, в Центральном Районе стал капитан Мезенцев, всё изменилось. Вот отведено на обед время с четырнадцати ноль ноль до пятнадцати ноль ноль и всё. Хоть ты приди без пяти три, всё одно, пять минут и обратно на маршрут. И не интересует капитана, во сколько ты пришёл и почему задержался. Он вообще требует полной синхронизации, чтобы патрули, значит, в одно и тоже время маршруты проходили. С точки зрения Антона полная ерунда: теряется смысл патрулирования. Но звёздочки на погонах у Мезенцева, а у него всего лишь по одной лычке. Так что мнением какого-то ефрейтора срочной службы никто не озабочен.

- Барышню оставим на после обеда, - постановил Митяй. – А сейчас надо минут пятнадцать где-то постоять, а то с нашего главнокомандующего станется. Придём раньше, опять на маршрут погонит. Ещё и у окна с секундомером встанет.

И опять Антон согласно кивнул. Позже приходить невыгодно – своё время идёт, раньше приходить тоже плохо, капитан за казённым временем следит. Скажет: «Раз так рано пришли, значит патрулирование провели некачественно». В общем – ничего хорошего.

- Ну что, вставай, чурбан неотёсанный, - обратился тем временем Митяй ко всё ещё шмыгающему носом Вадику. – Ещё раз увижу, что ты схему движения нарушаешь и за тылами не бдишь, то одно из двух. Или приклад о твою тупую башку сломается, что вряд ли, или твоя бестолковка расколется, что скорее всего.

Морщась и потирая ушибленные пинками места, Вадик начал медленно подниматься. Мокрый, грязный, жалкий. Антон брезгливо передёрнул плечами. Жестоко конечно, но это не дворовая игра в «войнушку». Здесь горлом или кулаками не докажешь таким же мальчишкам что «ни фига они тебя из палки не убили». По правде говоря, на патрули, в Центральном районе уже года два никто не нападал, но это как всегда – ещё ничего не значит.

Вадим принял у Митяя автомат, начал расправлять ремень и вдруг вытянул руку и показал куда-то вбок:

- Смотрите!

Они мгновенно развернулись, вскидывая оружие. Антон даже сделал, было, шаг в сторону, собираясь опуститься на колено и освободить сектор стрельбы для Вадика, но остановился. Три фигурки в таких же плащ-палатках. Двигаются по перпендикулярной улице, пересекаясь с ними. Круговой маршрут. У них сегодня вниз по проспекту, туда и обратно. А этот патруль ходит по малому кругу, обходя прилегающие к комендатуре квартала. Ещё до того, как Антон вспомнил, кто сегодня на этом маршруте, разглядел широкое и смазливое лицо своего приятеля Кирилла. Тот приближался, расплывшись в радостной улыбке. Точно, Антон видел его сегодня на утреннем построении на развод. Удивился ещё. Кирилл с осени служил сверхсрочную в комендатуре на левом берегу, где помощником ГВК была единственная в городе женщина-офицер. Кстати, пассия приятеля. У неё он и, не то чтобы жил, а как это говориться? Ночевал. И вот сегодня, ни с того, ни с сего, появился в Центральном районе. На маршрут они ушли раньше, так что переговорить с Кириллом пока не получилось. И вот он сам бежит к ним.

Узнал его и Митяй. Хмыкнул.

- Кирилл идёт, - объявил сержант очевидное и добавил. – Сейчас попрошайничать начнёт.

Кирилл, кстати младший сержант, услышал предположение Митяя и тут же парировал:

- А я у тебя, голодранец, ничего просить и не собираюсь. Я вон, к Антону. Выручай, дружище, одолжи пару сигарет на весь патруль. Уши пухнут.

- Заверни патрон в газету и получишь сигарету, - пошутил Митяй. – Тоже убивает, только сразу.

- Не надо мне этих проповедей, - сморщился Кирилл. – Не военврач. К тому же сам куришь.

- Курю, но свои, - ответил на это Митяй.

- Ой, врать-то, давно научились, товарищ сержант сверхсрочной службы? – С елейным сарказмом произнёс Кирилл и ощерился. – Помнится, от угощений никогда не отказывались?

- Так, то угощения, - Митяй даже указательный палец вверх поднял. – Это другое. Тут сигарета вроде как в дар преподносится и своей становится от этого. А вот попрошайничать нехорошо.

Но Кирилла было так просто не смутить. Он, как это ни удивительно, расплылся в улыбке ещё шире и скромно произнёс:

- Так я, получается, вас от смерти спасаю. Чем больше сигарет мне от вас перепадёт, тем меньше выкурите сами. Вот.

Митяй и Антон расхохотались. Двое солдат, сопровождавших Кирилла тоже заулыбались. Оба первогодки, как и сопящий обиженно позади Вадик. Большую часть старослужащих комендантского полка неожиданно отправили в начале недели на ГЭС. Антон тоже должен был бы сейчас патрулировать местность возле плотины, но его в последний момент заменили. Ротный решил, что оставаться совсем без опытных солдат – глупо. И как подозревалось, вскоре Антон сам должен был начать ходить старшим патрульной группы. Потому и приставили к Митяю.

- Ну, так что? – Кирилл выжидающе уставился на приятеля.

Антон потянулся к внутреннему карману, но остановился и посмотрел на руку. Она была мокрой. Залезь сейчас туда и половину пачки точно промочишь. А это ни к чему. Митяй видимо понял его заминку, взглянул на часы и предложил:

- Перекурить не помешает. Только не посреди улицы. Здесь аптека за углом, давай туда. Если что, просто проверяем совместными усилиями. Она и на нашем и на вашем маршруте.

Кирилл согласно кивнул.

- Ты чего сегодня у нас? – Спросил Антон, когда они направились в сторону многоэтажного, брошенного здания, на первом этаже которого и была упомянутая аптека.

Кирилл усмехнулся:

- Три дня назад во время комендантского часа задержал патруль родной комендатуры.

Заметив удивлённый взгляд Митяя, Кирилл тут же пояснил:

- Да нет, ребята здесь не причём, они бы проводили да отпустили. Просто старшим заместитель моей был. А эта тварь давно её подсидеть хочет. Скоро лето, ротация. Не хочет лейтенантик на периметр, совсем не хочет. Спит и видит себя помощником ГВК, а это, как известно, пять лет никакая ротация тебя не касается.

- Ну а ты-то здесь причём? – Митяй оглянулся и махнул рукой молодым, приказывая отстать. Не из-за разговора, положено так.

Антон чуть сбавил шаг и показал всем троим куда и кому идти. Рассыпались полукругом, подходя к витрине брошенного здания. Когда-то здесь, говорят, были какие-то офисы. Трудно представить, но считалось, что люди там «работали». Сидели целыми днями, с девяти до шести, перебирали бумажки, ежеминутно куда-то звонили и считали себя незаменимыми и важными элементами жизни.

- Я причём? – Переспросил Кирилл, доставая тактический фонарь. – Так лейтенанту всё равно с чего скандал раздувать на ровном месте. Он и так на меня косо смотрит, а тут такое счастье привалило. Как он ещё посреди улицы от радости не заплясал, когда меня задержали. Ведь по идее меня наказать надо и решение об этом принять заместитель ГВК, то есть моя. Если этого не сделает, то вот тебе повод прицепиться.

- Нет, ну что наказать надо, тут я, например, очень даже согласен, - хохотнул Митяй.

- Да пошёл ты, - беззлобно ответил Кирилл.

Сержанты пристегнули к своим автоматам фонари. У Антона такого не было, только обычный, с длинной ручкой. Его он и достал, после чего прижал ладонью к цевью.

- У тебя же вроде пропуск ночной есть? – Спросил он у Кирилла.

- Так я тоже так думал, - ответил приятель. – Даже в карман брюк полез за ним. А его там и нет. Он в это время на полу лежал, у моей. Вывалился.

Он вслед за Митяем подошёл к витрине, над которой ещё красовались облупившиеся и покосившиеся буквы «Ап ека». Дверь наглухо заварена. Стекол уже давно не было, всё заколочено большими фанерными листами. Но самый крайний отодвигается, об этом известно любому, кто ходил в патрули по Центральному району. А значит известно всем.

- Так тебя к нам в наказание перевели? – Спросил Митяй ухмыляясь. – Впрочем, учитывая нашего Мезенцева, можно сказать и так.

- Да нет, - ответил Кирилл оглядываясь. – Моя сразу с нашим ротным связалась, а он с вашим. Сегодня отдежурю, на следующей неделе на периметр. Вроде как прикомандировали. В таких случаях рассмотрение дисциплинарных рапортов откладывается. А пока на периметре буду, ротация пройдёт. И поедет лейтенантик, как миленький за город. Может даже успеем встретиться. А после уже спустят дело на тормозах. В крайнем случае, замечание влепят. Первое, не страшно.

Договорив, он быстрым движением скинул капюшон с головы и присел, прячась за кирпичной стойкой витрины. Митяй прижался спиной к другой, готовясь резко отодвинуть фанерный лист в сторону. Антон расположился напротив будущего проёма в витрине и, присев, взял его на прицел. Быстро оглянулся. Молодые чуть позади него. Двое, те что с Кириллом, так же держат на прицеле аптеку, а Вадим спиной к нему. Следит за тем, что происходит на улице.

Со стороны все их эволюции могли показаться лишними и даже глупыми, учитывая, что они совершали всё это, разговаривая в полный голос. Но, во-первых, у любого начальника, который в этот момент будет проезжать или проходить мимо, а может даже смотреть в окно своей квартиры, не должно возникнуть ни малейшего сомнения, что два патруля готовятся проверить брошенное здание аптеки. А во-вторых, известное правило, гласит: мало ли что? В любом случае сейчас, они готовы были дать эффективный отпор. А вот валили бы толпой и всё.

Митяй убедился, что всё идёт как надо, после чего резким движением толкнул фанеру. Она скользнула в сторону, один край свалился с кирпичного приступка, после чего вся конструкция развернулась, открывая проход. Выждав пару секунд, Кирилл сбоку, одним броском преодолел отделяющее его расстояние и вскочил вовнутрь. Следом тут же исчез в темноте провала Митяй. Антон включил фонарь, поднялся и прыжками понёсся за ними.

Снег у витрины оказался нетронутым. В смысле кроме следов приятелей, никаких других не было. Но, как известно, это ещё ничего не значит – с утра не было и самого снега. Антон подпрыгнул и вскочил внутрь.

Три луча метались по торговому залу, выхватывая из сумрака разбитые, кое-где перевёрнутые витрины, опрокинутый стул, выдвинутый кем-то на середину стол. Мелькнул покрытый толстым слоем пыли рекламный плакат, на одной из опорных колонн, поддерживающих второй этаж. Затхло тянуло запахом туалета. В одном месте на полу лежала большая белая плитка. Антон поднял автомат, направляя луч прижатого к нему фонаря на потолок. Плитка свалилась оттуда – чернел провал. Сверкнул матово белый и тоже покрытый пылью шар, закрывающий лампочку. Где-то был и выключатель, но искать его бессмысленно. Света естественно не было – заброшенные здания отрезают от всех коммуникаций. В общем никого. Для успокоения Антон провел лучом по противоположной стене, проскочил, было, чернеющий проём и тут же вернулся.

Металлическая дверь, ведущая в коридор, куда выходили двери служебных помещений, и где находилась лестница в подвал. Открыта. В этой аптеке он последний раз был прошлым летом. Тогда она точно была закрыта. Он сам проверял большую щеколду, запирающую её снаружи. А сейчас открыта.
Покрутив фонарём, призывая товарищей к вниманию, Антон снова присел и прицелился. Кирилл тут же выдвинулся к нему. Прижался спиной к стене и бесшумно заскользил к распахнутой двери. Приостановился, видимо набираясь решимости. Но тут Митяй привлёк внимание к себе. Руками он сделал знак Кириллу, как будто что-то закрывал. Тот понял, кивнул и одним движением захлопнул злополучную дверь, после чего задвинул засов. Если кто и сидел за ней, то теперь он был надёжно отрезан от внешнего мира. Митяй прав: зачем напрасно рисковать?

Расслабились. Защёлкали предохранители, погасли лучи фонарей. Митяй подошёл к проёму на улицу и махнул молодым рукой, приглашая войти. Потом направился к столу, зачем-то провёл пальцем по столешнице, хотя и так ясно, что пыли там хватает. Тем не менее уселся, расправляя плащ-палатку. Рядом с ним примостился Кирилл. Антон ногой приподнял с пола валяющийся стул, отметил, что у него нет одной ножки, но всё же подхватил и поставил напротив стола. Не стоять же.

Трижды померк пробивающийся уличный свет – молодые залазили в аптеку. Антон в это время тщательно и насухо вытер руки носовым платком, потом залез в карман, подумал секунду и вытащил сразу шесть сигарет. На оба патруля.

- Шикуешь? – Бросил Митяй.

- Тебе-то что? – Поинтересовался довольный Кирилл, протягивая руку.

Сам Антон не курил, в известном смысле этого слова. Вот так, за компанию иногда, или если удастся раздобыть немного спиртного, пару штук, для полноты ощущений. Он бы вообще не дымил, поскольку боялся привыкнуть и испытать на себе, что такое дефицит с куревом. Однако по городу упорно циркулировали слухи, что у некурящих сигареты изымут из еженедельного пайка. А сигареты это валюта, на которые можно обменять всё что угодно. Те же ботинки, например. Дома у Антона уже скопился достаточный «табачный капитал», чтобы чувствовать некоторую независимость и запас регулярно пополнялся. Вообще слухи они и есть слухи, сколько он себя помнил, об этом говорили постоянно, но ничего не менялось, как шли три или четыре пачки сигарет в паёк всем взрослым, начиная с восемнадцати лет, так и идут. Но, опять же, мало ли?

Митяй щёлкнул самодельной зажигалкой, прикурил сам, дал прикурить Антону и, погасив огонек, хлопнул ладонью по лбу сунувшегося, было, с полученной сигаретой Вадима.

- Ну чего опять?! – Отшатнувшись, воскликнул тот.

- Ничего, - ответил Митяй, протягивая ему зажигалку. – Просто однажды вместо отеческого командирского хлопка, тебе в лоб прилетит горячая снайперская пуля, а из затылка вылетит неприятная серо-жёлтая масса. Может «раскинув мозгами» ты, наконец, поумнеешь?

Что-то, забурчав, Вадик начал чиркать кремнем.

- А почему так? – Спросил один из солдат Кирилла.

Это был светловолосый здоровяк, такой же, как и Вадик, только чувствовалась в нём сила. Звали его Александром, до призыва работал в котельной. Кочегаром. Так что физически был развит, не в пример многим сверстникам. Глаза умные и вообще, парень отличался любознательностью. Вопросы задавал всякие разные, всё его интересовало. Наверное, потому и службу начал понимать быстрее остальных.

Ответил Кирилл:

- Снайпер засекает огонёк, быстренько нацеливается на второго, ну а третий ловит из темноты подарок. Система старая, все о ней слышали, но по-прежнему эффективная, потому как находятся умники, которые уверены, что уж их это не касается.

- Так здесь же город, - сказал другой.

Этого звали Денис и он напротив, был щуплый. Длинное, бледное лицо, впавшие глаза. Поговаривали, что парень сын какого-то городского начальника из мэрии. И судя по ботинкам – да. Антона сейчас вообще интересовала обувь, так что он несколько завистливо скользнул взглядом по новеньким, кожаным и самым настоящим берцам, ещё довоенного пошива. Ясно, что не Скорпионыч такие новобранцу выделил.

Услышав его фразу, Митяй деланно удивился и даже оглянулся по сторонам.

- Иди ты, - словно не поверив, сказал он. – То-то я думаю, не то что-то. А оказывается вона что. Я-то дурак решил, что мы на периметре, а оказывается, мы в городе. Можно спокойно орать, ходить в полный рост и прикуривать третьим.

Антон усмехнулся и пояснил непонимающе глядящему на Митяя солдату.

- Рано или поздно, всё одно будете на периметре. Никто этого ещё не избежал. А попадать туда лучше имея хорошие привычки. Не прикуривать третьим, одна из них.

- Вот-вот, - подтвердил Митяй. – Скоро травка зазеленеет, листочки распустятся и заведутся в пригородных лесах разные дяди и тёти со снайперскими винтовками. Очень они любят численность глупых салаг сокращать. Оно ведь как? Пока день, так новобранцы стерегутся. Пригибаются, да всё бегом, бегом. А как стемнеет, тут и смелеют. Выползают как можно повыше и начинают трепаться, рассказывать, какими героями до призыва были. Сигаретными огоньками по воздуху картинки рисуют. И тут вдруг бац, в бестолковке дырка. И что самое противное, даже сдохнуть путём не могут. Из-за них остальные всю ночь снайпера вычисляют. А тот может, завалил идиота, да спать спокойно пошёл.

Сержант отвернулся и цыкнул слюной в сторону. Его, немного циничная речь произвела на первогодков впечатление. А Митяй вдруг мечтательно улыбнулся и даже потянулся:

- Эх, почему я сейчас не на периметре? Там хорошо, в это время. В полях слякоть, леса голые. Ешь да спи спокойно. Никаких тебе помощников ГВК с нововведениями. Разве что в бинокль иногда посматривай, чисто для успокоения совести. Всё одно никого на горизонте.

Кирилл посмотрел на сержанта, выпустил дым и покачал головой.

- Что? – Заметил это Митяй.

- Да так, - загадочно сказал Кирилл. – Не так-то там и спокойно, даже в это время.

- Нет, находятся, конечно, фанатики, - согласился сержант. – Только толку от их вылазок никакого. Я же говорю леса голые, далеко видно, а в полях слякоть, не разбежишься. По этим отмороженным даже стрелять скучно. Как в тире.

Светловолосый гигант переспросил:

- Фанатики?

- Ну да, - подтвердил Митяй, разгоняя клубы дыма. – Куда ж без них. Не они, так и война давно бы закончилась. А так, всё время что-то новое затевают, нам на голову.

- Придумывают штабные, - возразил Антон. – А на блокпосты обычно рядовые лезут. И полевые командиры.

Митяй скривился.

- Такой умный? Что ж тогда строем ходишь и звёздочки не носишь?

- На Тоху не наезжай, - заступился за приятеля Кирилл. – Он поумнее нас с тобой будет. Хотя нет у них ни штабных, ни полевых. У них вообще командиров нет.

- Как нет? – Удивился Александр.

- А вот так, - ответил Кирилл. – Собираются они в своей берлоге у костра и начинают орать. Кто громче всех орёт, того и выбирают старшим. А те, кто проиграл, посылают этот отряд, куда подальше и в другой уходят. Орать.

Но Антон покачал головой.

- Не всё так просто, - начал он. – Анархия у них конечно главное дело. И дисциплину они терпеть не могут, факт. Но, всё таки есть у них центр, вроде штаба. И там сидят люди далеко не глупые. Полевые отряды у них под контролем, кто бы не командовал. Вот и случаются иногда операции которые у нас никто не ждёт. Прорыв на Калининскую ТЭЦ например, два года назад. Ведь это столько народу нужно было собрать, все действия синхронизировать. Опять же вооружить и боеприпасами снабдить. Да наши тогда чуть встречное сражение не проиграли. Пока резервы подтянули, анархисты уже почти на территорию ТЭЦ ворвались. Ещё немного и считай треть города зимой без тепла осталась бы.

- Без тепла не остались бы, - жёстко постановил Митяй. – С других перераспределили и давление подняли. А там бы и Калининскую отремонтировали, в авральном порядке. Только что ты им тут славу напеваешь? Ублюдки они, вот и всё.

- Я не напеваю, - Антону стало неуютно. – Просто говорить о них, как тупых фанатиках, не стоит. Они далеко не тупые.

- Это точно, - согласился Кирилл.

Его лицо снова приняло загадочное выражение. Будто знал о чём-то и не спешил поведать другим. Понял это Митяй.

- Так, ну-ка, соври чего-нибудь, - предложил он Кириллу. – Люблю сказки слушать.

- Чего сразу сказки-то? – Удивился тот.

- Да потому что ты никогда в них сам не участвуешь, - ответил на это сержант. – Всё время или знакомые, или знакомые знакомых. Короче кто угодно, только не сам. Чтобы в случае чего можно было сказать: «За что купил, за то и продаю». А это сказки.

Антон засмеялся. Митяй попал, как говориться – в точку. Кирилл фыркнул, но тоже улыбнулся. Он вообще был необидчивым. И действительно не было за ним привычки выставлять себя главным героем разных историй, рассказываемых солдатами друг другу вот в такие минуты затишья. Это даже правильно было, потому что, ничего так не раздражает, как рассказчик, который горделиво начинает трепать о том, как он однажды...

После этого слушатели получают байку, которую большинство слышало ещё до того, как рассказчик закончил школу.

Справедливости ради, стоит отметить, что Кирилл всегда рассказывал что-нибудь новое, иногда даже полезное. Ведь его подруга была никто иная, как помощник ГВК. А через неё проходило много разной информации. Но на этот раз источником была явно не она.

- Короче, вчера мой сосед вернулся с периметра, - начал Кирилл.

- Неожиданно, - в тон ему продолжил Митяй. – А ты как раз с соседкой был?

- Может, сам расскажешь? – Спросил Кирилл.

Митяй хохотнул, выпустил дым и примирительно сказал:

- Да ладно тебе. Уж и пошутить нельзя. Я вообще думал, ты анекдот рассказываешь.

Кирилл одарил его возмущённым взглядом, но продолжил:

- Вернулся с периметра. Он в Красном Яре стоял с линейщиками.

- Тю-ю, - не выдержал Митяй. – Тоже мне периметр. С левого фланга Транссиб, а это территория железнодорожников, с правого вообще Калининская ТЭЦ. Там после прорыва целый полк стоит, артиллерия и бронепоезд по ветке катается. Красный Яр это не периметр, а курорт.

- Железнодорожники только со следующей недели начнут Транссиб патрулировать, - поддержал Кирилла Антон. – Перед тем, как караваны пойдут. А пока там прореха.

- Ещё один, - вспыхнул Митяй. – А то у нас в штабе бараны сидят, ждут, когда к ним такой стратег как Антон Иевлев заявится. Всё учтено, за Транссибом наблюдают. Так что никто незамеченным не проскочит. Да ещё по фронту, в нескольких километрах Сосновский блокпост. Вот там – периметр. А Красный Яр это скорее гарнизон, чем блокпост. Там даже люди живут, гражданские.

- Я о Сосновке и хочу рассказать, - вклинился в их спор Кирилл. – Вот ты вечно не дослушаешь и начинаешь.

- Ну, давай, рассказывай, - разрешил Митяй.

- Сосед, он, когда ещё только приехал в командировку, хотел в Сосновку попроситься. Сам говоришь, время сейчас спокойное. А этот блокпост всё таки на отшибе. Всё не на глазах у начальства. Но приятель его уговорил в Красном Яру остаться. У приятеля юбилей намечался, двадцать пять лет. Обещали ему кое-что подкинуть, к празднику и капитан вроде не возражал. Короче остался. Юбилей отпраздновали, всё честь по чести. Самогоночка, сальцо копчёное…

Антон почувствовал как рот начала заполнять тягучая слюна. Митяй тоже сглотнул. Дёрнулся кадык и у светловолосого гиганта. Наверное, все присутствующие сейчас вспоминали вкус, а главное запах копчёного сала, которое перепадало им крайне редко.

- Завязывай с нямкой, - посоветовал Митяй.

- Да я ничего, - покладисто согласился Кирилл. – Ну, просто чтобы понятно было, почему сосед остался. Кстати, они запалились со своим юбилеем. Как раз в это время начштаба налетел, с проверкой.

- Иди ты?! – Воскликнул Митяй. – Неужели сам Гордиенко?

Антон тоже подался вперёд в ожидании ответа. Генерал-лейтенант Гордиенко, начальник штаба, первый и самый главный заместитель ГВК. Второе лицо в обороне города, после самого, но это не значило, что действительно второе. По существу приказы Гордиенко были приказами самого и обсуждению не подлежали. За редким исключением.

А когда-то давно, начальником штаба был генерал-полковник Иевлев. Дед Антона по отцовской линии.

- Точно, - подтвердил Кирилл. – Сам лично. Проверял периметр и вот, налетел.

- Гордиенко мужик нормальный, - сказал Митяй. – Ведь ничего не было соседу с приятелем?

- Так я разве что говорю? – Согласился Кирилл. – Ну попались, попались. Начштаба ещё юбиляра поздравил. А что, состояние у них нормальное было, не ползали же по казарме. Да и капитан разрешил, сам рядом был. Все нормально обошлось. Походил генерал-лейтенант, пару замечаний сделал, да дальше по периметру покатил на своём бронетранспортёре. Короче не в этом суть рассказа. Слушай, что дальше было.

Кирилл в пару затяжек, докурил сигарету, посмотрел на неё с сожалением и отбросил на пол, в сторону Антона. Через пару секунд туда же прилетел окурок Митяя. Сам Антон напоследок затянулся со своей, выпустил дым, бросил бычок рядом и растёр все три подошвой ботинка. Того самого. С дыркой.

- Короче речь о Сосновском блокпосте. У них, как известно, с Красным Яром связь по рации. Он ведь считается подчинённым. Так вот, два дня назад, то есть теперь уже три, это сосед мне вчера рассказывал, связь вдруг пропала. Ещё в полдень капитан с тамошним лейтенантом переговорил, а в четыре дня как отрезало. Не отвечают на вызовы и всё. Ну, до пяти вроде как не волновались, думали, может с рацией что. У тех. В Красном Яре то исправна, с соседями переговариваются. Да не в рации дело. В общем, в пять начали ракеты сигнальные пускать, в сторону Сосновки. А в ответ - ничего. Вот тогда капитан и послал разведгруппу. В смысле бойцов отрядил, посмотреть, что и как, а то подумаете еще, что настоящих разведчиков послал. И в группу эту мой сосед попал. Расстояние там небольшое, несколько километров. Так вот, рассказывает он. Подходят они, значит к блокпосту, а тот на окраине деревне, с дальней стороны от них. И тишина. Никто не окликает, никого не видно. Ни дымка, ни огонька. Жуткая картина, особенно если учесть, что самой деревни уже давно нет. Одни головёшки да развалины. А блокпост стоит, хоть бы тебе что. Мешки с песком, навесы. Всё целёхонькое. Вышка наблюдательная посреди поста. Флаг на ней на ветру полощется, то есть, судя по нему, блокпост контролируется. Только не видать никого, одна ворона на флагштоке сидит.

Антону стало зябко. Может от промокшей плащ-палатки, может из-за замерзающей в дырявом ботинке ноги, а может быть и из-за рассказа. Представил себе разрушенную деревню и безлюдный блокпост. Даже в ясный день жутковато. А ведь представлял как сегодня, в пасмурную погоду.

Финал рассказа он уже знал. Догадался что произошло, не слишком сложная задача для ефрейтора третьего года службы. Но не перебивал, решил дослушать до конца.

- Рассыпались они цепью, - продолжал Кирилл. – Медленно подходят, мало ли что. И всё ждали, как сосед говорил, что может, высунется сейчас кто из сосновских. Заржёт, вроде как пошутили. Но никто не высовывается. А вот когда они за мешки-то перелезли…

Кирилл замолчал, наслаждаясь драматической паузой. Митяй не выдержал:

- Короче, вырезали?

- Всех, - с некоторым сожалением от того, что запланированная им концовка смазалась, подтвердил Кирилл. – Пятнадцать человек. Лейтенант и два отделения.

- Как вырезали?! – Ахнул, раскрыв глаза Александр. – Ножами?!

- Может и ножами, - пожал плечами Кирилл. – Меня там не было, не знаю. А сосед не уточнял.

- Скорее всего, и ножами, и пулями, - вставил своё слово Антон. – С глушителями, раз стрельбы не было слышно. Пятнадцать человек завалить одними ножами трудно. Да и с огнестрельным оружием тяжело. Почти невозможно, чтобы тревогу кто-нибудь не поднял. Тут профи работали.

- Хе, стратег, - поддел его Митяй. – Тоже мне, открытие сделал. Ясно, что валили не салаги. Мне вот другое интересно, кто же это такой завёлся? Года не проходит, чтобы один или два блокпоста вот так вот не вырезали. Среди бела дня, да ещё бесшумно. И главное как это делают? Ведь Сосновка, это же поле чистое. Обзор по горизонту полный, разве что развалины школы немного закрывают направление на Калининскую ТЭЦ. Но то ерунда. Там от школы до поста метров двести. Не, тут что-то другое.

- Факт, - поддакнул Антон и пояснил повернувшемуся к нему Александру. – Анархисты, если им удаётся наших с блокпоста выбить, они его сразу поджигают или взрывают. А потом отходят и ещё дня два-три перестреливаются с теми, кто его восстановить пытается. И ещё выгребают оттуда всё подчистую. У них ведь тоже дефицит. Но вот в таких случаях всё по-другому. Во-первых – бесшумно. Во-вторых, сам блокпост целый, только люди мёртвые. Оружие, боеприпасы, продукты, техника какая-нибудь, если есть, всё на месте.

- Документы забирают, - вставил Кирилл.

- Да, документы забирают, а вот анархисты как раз этого не делают. Им наши военники да жетоны ни к чему.

Кирилл вдруг дёрнулся, словно что-то сообразил:

- А может они их, потом и используют? – Сказал он. – А что? Ночью просочатся в тыл, днём спокойно построятся, подойдут к блокпосту, мол мы свои, вот документы. И пока это дело проверяют они бжик и пиф-паф. А потом уходят обратно в лес.

- Сам придумал? – В голосе Митяя послышались уважительные нотки.

Антон задумался. Представил себя на месте того лейтенанта. Даже веки прикрыл, чтобы не отвлекаться. Вот ему докладывают, что со стороны Красного Яра или Калининской ТЭЦ приближается какой-то вооружённый отряд. В строю. Он подносит бинокль к глазам, смотрит. Никого из знакомых не видит. А совсем недавно связь была с капитаном и тот ничего такого не сообщал. Что после этого? Правильно. «Ну-ка, рядовой Наушников, свяжись с первым, узнай, что это за партизанский отряд такой. Остальные по местам. Мало ли». А Сосновка с Красным Яром не связывалась. И нападения никто не ожидал, иначе хоть кто-нибудь, но поднял шум.

- Спишь что ли?! – Гаркнул Митяй и Антон едва не сверзился вместе с трёхногим стулом.

Митяй снова захохотал. Он уже стоял на ногах и поправлял ремень автомата. Кирилл тоже спустился со стола.

- Ну, ты даёшь Тоха, - сказал он. – Спишь на ходу. Что ночами-то делаешь?

- Да тоже, что и ты, - ответил вместо Антона Митяй. – Домашний режим он такой.

После этого сержант посмотрел на часы:

- Ух, даже дольше чем планировали, курили. Ну, ничего, скореньким шагом до комендатуры, а там обед.

- Везёт вам, - отозвался Кирилл. – У нас по графику позже. Пожалуй ещё круг успеем нарезать. Пошли, что ли?

Вадик, опережая всех, сунулся было к дыре в витрине, но Митяй поймал его за плечо и отодвинул.

- Начинай вырабатывать хорошие привычки, - сказал он.

После этого сам, быстрым взглядом осмотрел крыши домов и улицу.

- Пошли!

Комендатура Центрального района находилась на площади Ленина, в здании Оперного театра. Поскольку в ней имелся в наличии большой зрительный зал со сценой, то изначально повелось, что здесь проводились различные общегородские совещания и сборы. Это обстоятельство очень поднимало чувство собственной значимости у любого помощника ГВК по Центральному району. Формально все двенадцать комендатур были равны, но фактически: Центральной, отводилась роль главной. Достаточно сказать, что ни разу в ней не было помощника ГВК по званию ниже капитана, хотя в других руководили лейтенанты.

Несколько лет назад, городской департамент по идеологии вознамерился забрать у военных здание театра, предлагая взамен здание бывшего Центробанка. Это там же, на площади, только с противоположной стороны. Но прежний помощник ГВК быстро сориентировался, договорился с командиром комендантского полка, и они организовали здесь военные хор и оркестр. Даже концерты иногда давали, для военнослужащих. Так что крыть идеологам, стало нечем.
С приходом Мезенцева ситуация изменилась. Он решительно отменил те немногие поблажки, которые давались военным артистам. В итоге и хор и оркестр приказали долго жить. Их участникам, за исключением особо увлечённых, не очень-то хотелось тратить на выступления и репетиции собственное свободное время. Поняв, что новый помощник ГВК не сильно настроен на искусство, командир полка тоже отменил различные освобождения от службы, а относительно музыкантов, ограничился одним взводом, которому вполне хватало места для репетиций на территории части. И в освободившемся помещении Мезенцев решил сделать комнату отдыха для патрульных групп. Учитывая, что она находилась бы совсем недалеко от его кабинета, можно смело сказать: не видать больше покоя солдатам, ни днём, ни ночью.

Но тут опять вмешался департамент по идеологии. Во-первых, к тому времени его работники подсуетились и выбили пару сотен пайковых мест для артистов. То есть это уже не самодеятельность, а разрешённая городом, трудовая деятельность, за которую дают паёк. Во-вторых, начальник департамента написал очень пространное письмо на имя ГВК, где обещал развернуть в здании Оперного театра бурную деятельность, на благо города. Гарантировались спектакли, выступления музыкантов, причём не только для военнослужащих, но и для гражданских специалистов, которые ну никак не меньше работают на оборону. Туда же планировалось перевести редакции двух газет и городского радио, да ещё организовать выпуск журнала. Кроме этого, начальник департамента намекал на туманные перспективы кинематографа.

Мезенцев встретил эту информацию с ухмылкой, назвал начальника идеологической части – прожектёром. Но вскоре усмешка сползла с его полного, маслянисто поблёскивающего лица. Он узнал из достоверных источников, что департамент может всё это сделать и вроде как ГВК письмом заинтересовался. Ведь не секрет, что культура очень важная составляющая жизни, если не выходит из-под контроля, конечно. Перспектива потерять такое хорошее и удобное здание подействовала на капитана угнетающе. Ведь тогда Центральная ничем не будет отличаться от двенадцати других комендатур. Даже хуже. Октябрьская недавно переехала в бывший Дом Культуры, и там тоже был зрительный зал. А ведь Октябрьский район ближе к Цитадели, где находились и ГВК и Штаб и совсем немногим дальше от мэрии. Легко общегородские мероприятия могли переместиться туда.

Мезенцев к тому времени отслужил в должности всего полтора года из положенных по системе ротации пяти. Быть низвергнутым с поста старшего помощника ГВК, пусть даже это неформальный пост, хуже некуда. Кто-нибудь из кадрового управления, перебирая бумаги, мог удивлённо воскликнуть:

- А чего ради капитан руководит обычной комендатурой? У нас в линейном полку ротных не хватает. Кстати, у него и опыта командования ротой пока нет. Нужно приобретать. Не по званию должность. Сменить.

Плюс к этому – тревожный звоночек с левого берега. Там, Ленинской комендатурой уже три года руководит девушка-лейтенант. И по слухам неплохо справляется. Так у ГВК может возникнуть идея, поменять мужчин на женщин, в некоторых службах. И чего спрашиваются, лезут? Сидели бы себе по домам да детей рожали.

В общем, Мезенцев пребывал не в самом лучшем расположении духа и больше не настаивал на немедленном переносе комнаты отдыха патрульных непосредственно в здание комендатуры. Он не настаивал, а начальник хозчасти, низенький и хитрый прапорщик Бекбулатов не напоминал. Зачем спешить? Может, придётся всей комендатурой тащиться в здание Центробанка, так к чему лишняя работа?

Кстати, Бекбулатов и рассказал своему помощнику, рыжему сержанту-калеке, потерявшему левую руку в сражении за Калининскую ТЭЦ, всю подоплёку противостояния комендатуры и департамента идеологии. Рыжий поведал об этом сержантам, а те в свою очередь солдатам.

Но как бы то ни было, пока казарма, где патрульные могли спокойно отдохнуть, пообедать или даже вздремнуть с полчасика, находилась во дворе театра, в отдельном здании хозблока и была недоступна для начальственного взора Мезенцева. Если он и забредал сюда иногда, то, как правило, по пути забывал, зачем собственно говоря, шёл. Зайдёт, постоит, посмотрит, пройдётся вдоль рядов двухъярусных кроватей, заглянет в котелки на печке, махнёт рукой и идёт обратно в кабинет. Разве что по пути ему попадётся какая-нибудь группа, вот тогда он уже начинает. «Какой маршрут?» «Когда время возвращения?» «Почему раньше?» «Почему позже?» «Да что ж вы служить не хотите, как положено?» И самое гениальное: «Почему я должен думать?».

Последнее, выдернутое из контекста, часто цитировалось и вызывало неизменный смех.

Антон, следом за Митяем вошёл в хозблок. Народу было немного. Да в принципе, с появлением графиков движения тут никогда не собиралось больше полутора десятков человек. Хоть какая-то польза от нововведения. Есть где присесть и на печку можно котелок пристроить.

Вадик с молчаливого согласия Митяя тут же сбросил плащ-палатку, повесил на вешалку, выскочил и помчался в сторону черного входа. Он, как и все военнослужащие срочной службы до двух лет – на казарменном. Сейчас войдёт в вестибюль театра, спуститься вниз, отдаст подслеповатому из-за обожженных глаз, пожилому прапорщику в окошке с надписью «Гардероб» свой автомат, получит номерок и бегом в буфет. А там первое и второе. Да ещё кисель. И в честь выходного дня что-нибудь печёное. Булочку или пряник. Может даже кекс, хотя вряд ли. Это по осени разнообразие. Весной уже не до того.

Такие как Антон, перешагнувшие двухлетний рубеж, могли выбрать для себя на казарменном или домашнем режиме продолжать службу. Домашняя подразумевала, что солдаты будут всё так же сутки дежурить, когда их очередь по графику, сутки после этого отдыхать дома, а затем, до следующего дежурства, утром приходить к девяти в расположении роты и выполнять всё те же обязанности или присутствовать на занятиях до шести вечера. После чего опять возвращаться домой. А если вдруг выпадала двухнедельная командировка на периметр, то после этого целых трое суток тебя никто не трогает. Естественно в домашнем режиме много плюсов. Но есть огромный минус – тебя снимают с котлового довольствия и переводят на еженедельный паёк.

Десять лет назад, когда вводили режим такой службы, идеологи разъясняли, что делается это ради солдат, чтобы те получили возможность полноценно отдыхать в домашней обстановке и кроме этого помогали семье в свободное время. Частично это конечно правда. Но большая правда заключалась в том, что при этом снижалась нагрузка на казённый котёл. Искушение «служить дома» было слишком велико, чтобы от него отказаться. Разве что призывники с окраинных районов и пригородных деревень продолжали оставаться на казарменном. Или искали возможность перевестись ближе к дому.
Так что Вадик помчался в столовую, а Антон, как и сверхсрочник Митяй, об обеде должен был позаботиться сам.

Но прежде чем доставать свёрток, Антон присел к печке и разулся. Носок промок насквозь, а кожа на правой ноге была белой и морщинистой, как будто варёной. Он пошевелил пальцами, придвинул ступню ближе к топке, потом поднял ботинок и заглянул внутрь, пытаясь найти дыру.

- Что, прохудилась обувка? – Поинтересовался парень лет тридцати вертящийся возле плиты.

Он «вываривал консерву». Это когда в котелок с водой, вначале режется одна, в лучшем случае две картофелины, а потом поочерёдно опускаются и кипятятся пустые консервные банки из-под тушёнки или рыбы. Содержимое их пошло на обед семье, а вот остатки предназначались для обеда во время дежурства. Просто создать видимость, что в вареве есть жир, или хотя бы запах. Впрочем, «вываривали консерву» и дома, по воскресеньям, когда недельный паёк подходил к концу.

Антон отвлёкся от созерцания внутренней части ботинка, взглянул на любопытствующего солдата сверхсрочника и молча кивнул. Потом развернул обувь и стал рассматривать подошву.

- И сменной конечно нет? – Продолжал допытываться солдат, доставая за краешек крышки консервную банку из котелка.

- Нет, - подтвердил Антон угрюмо.

Любопытство солдата было неприятным, поскольку было просто любопытством. Всё одно ничего путного не посоветует и никак не поможет. А расспрашивает только чтобы убедиться, что у кого-то дела ещё хуже, чем у него самого.

- Это плохо, - радостно постановил сверхсрочник. – К ночи морозец ударит, вот тогда потанцуешь. Отморозишь ногу, как пить дать.

- Это кто там ноги отмораживать собрался? – Раздался вдруг рядом густой бас с верхнего яруса.

Вслед за этим из-за импровизированной подушки из свёрнутого армейского бушлата показалось лицо. Обладатель баса был мужчина, лет сорока с лишним, чернявый, с пробивающейся кое-где сединой. Но самым главным в его внешности была густая, окладистая борода.

«Ещё один, - мрачно подумал Антон. – И чего, спрашивается, лезут?».

Тем не менее, сам, с нескрываемым любопытством, уставился на бородатого. Этого сверхсрочника перевели к ним совсем недавно, и он уже успел стать легендой. Из-за бороды, естественно. Такой растительности на лице, капитан Мезенцев, само собой потерпеть не мог и по рассказам очевидцев, впервые увидев старшину на построении, даже затрясся от негодования.

- Это что такое? – Спросил помощник ГВК, тыкая пальцем. – Сбрить немедленно.

- А на каком основании, простите? – Спокойно поинтересовался мужчина.

Мезенцев несколько секунд только удивлённо открывал и закрывал рот, силясь осознать заданный ему вопрос.

- На основании того, что ты выглядишь, как чучело! – Ответил он, наконец.

- Приказ номер сто сорок один, - отчеканил бородатый.

- Что? – Не понял капитан.

- Пункт девятый, приказа номер сто сорок один допускает для военнослужащих сверхсрочной и волонтёрской службы, а в исключительных случаях срочной и кадровой отход от требований к внешнему виду и обмундированию.

- Что за идиотизм?! – Взревел Мезенцев.

Всё с тем же спокойствием и ледяным голосом, бородатый ответил:

- Этот приказ издан ГВК в первый год войны и его действия никто не отменял. Можно ли понимать, что вы, товарищ капитан, считаете ГВК идиотом?

В тот день муторное обычно построение возле комендатуры на утренний развод закончилось, не успев начаться. Уязвлённый прямым выпадом старшины в свой адрес, капитан Мезенцев поспешил укрыться в кабинете. Возможно, он нашёл бы способы изрядно испортить бородатому жизнь, но видимо навёл справки и решил не связываться. Просто делал вид, что старшины не существует.

Ведь по слухам этот бородатый был легендой не только из-за бороды, которой, кстати, прикрывал страшные шрамы на лице.

Он сразу понял, что произошло, увидев Антона у печки с ботинком в руках. Легко оторвавшись, спрыгнул с кровати, громыхнув при этом по полу подкованными берцами. Снял бушлат, развернул, накинул на плечи. Подошёл и присел рядом. Взял ботинок, перегнул его и Антон сразу увидел трещину в подошве.

- Да, парень, - сказал бородатый. – Влип ты, конечно, ничего не скажешь. Витька прав, отморозишь ногу к чертям собачьим. Или воспаление лёгких заработаешь, тоже ничего хорошего.

Антон отвернулся и тоскливо уставился на бьющийся в топке огонь. Пошевелил пальцами. Потом подобрал и расправил мокрый носок.

- Ты вот что, - продолжил старшина. – Не паникуй. Там в углу стопка старых газет лежит, на растопку. Нарви, помни хорошенько. Вытри ботинок изнутри насухо и набей. Пока обед, немного подсохнет. Только к огню не ставь – задубеет. Ещё и ногу натрёшь, для полного счастья. Портянки есть?

- Нет, - Антон повернулся и посмотрел в глаза бородатому.

Тот улыбнулся по-отечески, отдал ботинок и похлопал его по плечу.

- Эх, какие же вы в сущности ещё салаги все. И умнеть не торопитесь. Это печально.

Он поднялся, вернулся к кровати, развязал свой вещмешок. Порылся там, извлёк на свет квадратную фланель. С треском разорвал на две половины. Потом всё из того же мешка достал квадратик целлулоида.

- Как накрутишь портянку, сверху целлофаном обмотаешь, - посоветовал он. - Не бог весть что, но поможет. И пока обед, найди где-нибудь кусок картона, стелек себе нарежь. В крайнем случае, газеты в несколько слоёв. Ночь перекантуешься, а там... Ты с какой роты, кстати?

- С пятой, - ответил Антон.

- А, ну к Скорпионычу даже я бы не пошёл, - показал старшина некоторое знание предмета.

- Это почему это? – Поинтересовался сверхсрочник, которого старшина назвал Витькой.

- Потому как он и меня отправит в известном направлении. Разве что только вежливо. Скажет не «пошёл ты», а предложит: «не пойти бы тебе».

- Да ну, - не поверил Витька. Он оттянул рукава гимнастёрки, через ткань, подхватил котелок с печки и быстрыми шагами отправился к столу. – Сунешь на лапу, он и подобреет.

Старшина сверкнул глазами в его сторону.

- Если не знаешь, лучше промолчи. Морда целее будет.

- А что? – Не понял Витька.

- А ничего, - ответил бородатый. – Скорпионыч это фигура, перед которой ты даже до блохи не дотягиваешь. Так, тля беспонтовая. Он старшиной был ещё тогда, когда ГВК сам ротой командовал. У него, кстати, в роте и был. И вместе с ним выступил против мятежников во времена беспредела. А их противниками тогда были не сопливые анархисты, а кадровые военные и полиция. Мы-то уже позже вмешались, когда почти вся пятая рота у мэрии полегла. И ведь так старшиной и остался, в генералы не лез. Потому как точно знает своё место в этой жизни. Разве что от старшего прапорщика не отказался.

- Да я то что? – Смутился Витька и уткнулся в котелок, хлебая ложкой варево.

- А ничего, - ответил старшина. – Болтаешь много и не думаешь, что именно болтаешь.

Антон слушал бородатого открыв рот. Нет, он, конечно, знал, что пятая рота комендантского полка некогда сыграла значительную роль в подавлении мятежа и наведении порядка. Но вот то, что ей командовал сам ГВК и уже тогда служил Скорпионыч, было откровением. Комкая газетную бумагу, он решился:

- Мы тут часто спорим, почему Скорпионыча зовут Скорпионычем.

- Да?! – Весело спросил бородатый. – И что надумали?

Антон пожал плечами:

- Решили, что это как насекомых из пустынь зовут. Скорпионов. Ведь явно оттуда, больше-то, вроде, неоткуда.

Старшина рассмеялся.

- Ну в принципе да. Только вы слишком далеко забежали. В честь этих насекомых не то чешский, не то словацкий, это страны такие были, Чехия и Словакия, так вот, они свой пистолет-пулемёт «Скорпионом» назвали. Уж где его ваш старшина тогда надыбал, одному богу известно. Скорее всего у бандюганов - трофейный. Только не один и не два мятежника и бандита от пуль из того пистолета-пулемёта кровью захлебнулись. Старший прапорщик по молодости кусался, будь здоров. Да и сейчас, думаю, не подкачает, если надо.

- Оу, - Антон даже не скрывал своего удивления.

- Ага, - улыбаясь подтвердил бородач. – Ты вот что. Завтра попробую поговорить с твоим старшиной. Может что выгорит, по старой дружбе. Ботинок твой только на выброс, ремонту не подлежит. Если бы просто порвался, а то подошва лопнула. Но предупреждаю, может ничего не получиться. Скорпионыча так не только из-за чешского автомата зовут.

- Спасибо, - от души поблагодарил Антон.

- Пока не за что, - усмехнулся старшина.

Подошёл Митяй из дальнего угла казармы. В одной руке сержант держал надкушенную варёную картофелину и луковицу, в другой кусок хлеба. Посмотрел на манипуляции Антона с ботинком, присвистнул.

- А чего с утра не сказал? – Спросил он. – Я бы тебя заменить попробовал.

- Так я сам только во время снегопада обнаружил, - оправдывался Антон. – Думал всё нормально. И в любом случае, не сегодня, так завтра всё одно пришлось бы идти.

Митяй, очевидно, слышал окончание его разговора с бородатым, поскольку предложил:

- Если со Скорпионычем не получится, ко мне зайдём. После бати сапоги кирзовые остались. Как раз твой размер. Старые, конечно, зато целые. Брюки поверх пустишь, как ботинки получатся, образец-то один – армейский. Пока походишь, а там караваны пойдут. Может, что выменяешь у железнодорожников или местных.

- Выменять и сейчас можно, - набитым ртом произнёс Витёк. – На балке. Три мешка картошки за новенький эрзац, с превеликим удовольствием.

- А пять не хочешь? – Вступил вдруг бородатый старшина. – И не за новенькие, а ношеные до ниток.

- Да ну? – Витёк удивился, поперхнулся и закашлялся.

- Загну! – В тон пообещал старшина. – На прошлых выходных был, своему пацану боты искал, на завод бегать. Так вот, сидит зараза за столом. Расставил обувь всякую разную. Кирзовую, кожаную, новую, ношеную. Ломит гад не по-детски и не отпускает. Где я ему пять мешков картошки найду за ношеную кирзу? Совсем обнаглели, даже не боятся. Рядом стоит стол с продуктами. Горочкой наставлены. Не картошка, и не капуста квашеная или огурчики маринованные, домашние. А консервы. Тушёнка, сгущёнка. Даже рыба. Пирамидка такая, аккуратная. Внизу девять банок, вверху одна. Это же какая гнида их снабжает, хотел бы я знать? И что характерно – оба с превеликим, как ты выражаешься, удовольствием, золото берут. Или другие, какие побрякушки. Чуть ли не в голос орут: «Возьму золото».

Антон снова открыл рот. В принципе то, что городской вещевой рынок на окраине, в просторечии называемый – балкой, никогда не закрывался, он знал. В смысле там всегда совершался обмен, даже в тяжелые годы. Если кто-то не нужные ему скажем сигареты, обменяет у другого на что-нибудь не особо нужное тому, то власти не видели в этом ничего страшного. Но то, что рассказывал бородатый, было совсем другим. Если это правда, то действительно, странные дела творятся в городе.

- Если золото, может железнодорожники? – Предположил Витёк. – Снабжают.

- Художники! – Взорвался бородатый. – Лепишь чушь несусветную. Железнодорожники золото берут только с тех, кто из города слинять хочет. И то не все и не у каждого. А уж о том, чтобы продуктами или лекарствами торговать даже речи не идёт. Приказ ГВК они не нарушат, себе дороже. Промтовары могут толкнуть и то только за боеприпасы. Тут наши, как бы сквозь пальцы смотрят, хотя и не одобряют, ловят иногда. Городских с боеприпасами.

- Да что железнодорожникам ГВК сделает-то? – Скептически поинтересовался Витёк. – Они от него не зависят.

- Я тебе уже говорил? Ты когда молчишь – умнее выглядишь. С чего это они не зависят? ГЭС с электроэнергией наша. ТЭЦ, что их отапливает тоже наша. Все три моста у города в руках. Если начнут дурковать, их так за горло возьмут, дышать нечем будет.

Антон согласно кивнул, хотя никто от него согласия не требовал. Про сложные взаимоотношения железнодорожников с городскими властями знал, пожалуй, любой, кто хоть немного разбирался в новой экономике. Так уж получилось, что железнодорожники сразу стали нейтральны ко всем воюющим сторонам. Ещё со времён беспредела. Свободно торговали и с теми и с другими. А поскольку изначально были военизированы, то без труда сколотили собственную армию. Недостатка в желающих не было. И теперь они, под защитой бронепоездов водили свои караваны с топливом, продуктами, лекарствами и промтоварами в такие дали, что представить их можно было, только взглянув на карту огромной некогда страны. Железнодорожники же, кстати, и были основным источником информации о том, что происходит в других местах. Правда, особо не распространялись, поскольку неведение было им выгодным.

К счастью город, после подавления мятежа, сразу поставил себя с ними правильно. Без особых споров уступили вокзал с прилегающими домами, депо, мастерские. Но упёрлись в вопросе принадлежности мостов, того, что привлекало караванщиков на этом направлении. ГВК постановил - оба железнодорожных моста и обходная ветка через плотину ГЭС принадлежат городу. Без вариантов. Плюс тепло и электроэнергия. Так что пришлось ребятам в чёрной форме с молотками и ключами в петлицах согласится с поставленными условиями. В том числе и с запретом на свободную торговлю золотом, лекарствами и продуктами.

- А они уйдут в южном направлении и все дела. - Упрямо заметил Витёк.

- Не уйдут, - вмешался Антон. Тут он мог просветить остальных, чем и воспользовался. – На юге моста больше нет.

- Как нет? – Бородатый посмотрел на него.

- Так, нет. – Антон улыбнулся. Любил он такие моменты, когда рассказывал другим то, чего они не знают. – У меня одноклассник в речниках служит. Ну те, что плотину охраняют с водохранилища. И вообще по реке плавают. А служит на «Болотной Черепахе», это подводная лодка такая, речная. Маленькая.

- Знаю я, - нетерпеливо перебил бородатый. – Дальше что?

- Как только ледоход прошел, и река более или менее наполнилась, они в плаванье ходили на юг. В разведку. На прошлой неделе вернулись. Дошли до самого южного моста. Это больше трёхсот километров вверх по реке. А моста и нет. Взорван подчистую. Весь обрушен в воду, даже три опоры и те снесены. Всплыли, попробовали разобраться, что к чему, а их кто-то обстрелял. Люди там какие-то. На анархистов вроде непохожи, хотя кто этих сумасшедших знает? В общем, вернулись ни с чем, река-то перегорожена. Вот и получается, что только наши мосты и плотина теперь остались.

- Вот, - бородатый усмехнулся. – Так что нарушать железнодорожникам условия невыгодно. Тем более, что они не такие уж и жёсткие. С городом всё одно торгуют, официально, через тыловые службы своё берут.

- Ну и ладно, - буркнул Витёк. – Можно подумать, что среди них нет тех, кому на начальство и запреты наплевать. Приторговывают втихушку.

- Не хочу тебя расстраивать, - вмешался Митяй. – Но у железнодорожников нет дисциплинарных батальонов.

- И что из этого? – Не понял Витёк.

- А то, что они провинившихся под шпалу закатывают. И делают это не штатные палачи, а сами сослуживцы. По жребию. И по тому же жребию, рядышком ещё одного закатывают. Того кто вообще не при делах.

Витёк видимо не имел ни малейшего понятия о наказаниях, принятых у железнодорожников. Перестал жевать, округлил глаза и открыл рот, в котором виднелась не до конца прожёванная картошка.

- Зачем? – Выдавил он, наконец.

- А за тем, - ответил бородатый. – При таких условиях будешь не только за округой следить, но и друг за другом. Кому хочется за чужие грехи под шпалу ложиться?

Витёк вдруг сообразил кое-что и, обрадовавшись от того, что поймал бородатого на противоречиях, выпалил:

- Ага. А сам говорил, что с тех кто уехать из города хочет – золото берут. Значит не так уж и выполняют они приказ ГВК?

На лице старшины появилась ледяная улыбка:

- А я разве говорил что это им запрещено? И кто вообще решил, что пассажиры далеко уезжают? Их за периметр вывозят и дают пинка под зад. Условие выполнено, из города вывезли. А дальше крутись как хочешь. Учитывая, что там анархисты кишмя кишат… В общем жалобы никто не подаёт. Туда и дорога, дезертирам.

Вернулся Вадим. Довольный, лицо красное, распаренное. Ворот кителя расстегнут. Сунул автомат в пирамиду, уселся на скамейку, достал из кармана окурок и наклонился к печке с палочкой в руках.

- На второе сегодня перловка была, - радостно поделился он. – Во!

Бородач смерил его внимательным взглядом прищуренных глаз:

- А это что за гусь?

Антон фыркнул. Старшина, сам того не ведая, угадал казарменное прозвище Вадика. Сначала прозвали из-за фамилии – Гусельников. Но быстро выяснилось, что оно как нельзя лучше подходит к нему самому. Ленивый, жадный и грубый. Гусь, одним словом.

- Я не гусь, - усевшись полубоком, на одну ляжку возразил Вадик и выпустил сизый дым.

- Встать! – Рявкнул старшина. – Смирно!

Вадик подскочил от неожиданности. Окурок вылетел изо рта и завалился в открытый ворот за пазуху. Через мгновение он задёргался пытаясь засунуть руки под китель.

- Я сказал: Смирно! – Вновь рявкнул старшина.

Вадим нерешительно остановился, но видимо окурок жёг, потому он опять задёргался.

- Руки по швам! – Громыхнул бородатый.

Сказано это было так, что зазвенели стёкла в казарме, а на кроватях послышалась возня и возмущённые голоса. Отдыхающие патрульные поднимали головы силясь разглядеть, что происходит.

Вадик вытянулся, выкатив круглые глаза. Бородач шагнул к нему, сильно дёрнул за расслабленный ремень, прихватив заодно ткань одежды и злополучный окурок, выпав из-под кителя, покатился по полу. Старшина растёр его носком берца и резким движением отбросил в сторону печки.

- Почему грязный? – Спросил он, и Антон физически почувствовал, как по казарме пробежал мороз и словно шорох послышался от осыпающегося снега.

- Упал, - слабо ответил Вадик.

- Не слышу!

- Упал, - немного громче доложил Вадик и скосил глаза в сторону Митяя.

- Не слышу! – Упрямо повторил старшина.

- Упал! – Заорал Вадик.

- Не слышу!!! – Ещё громче Вадика крикнул бородатый.

- Э, харе там, да? - послышалось из угла.

Говорил, лежащий на кровати, кудлатый и смуглый солдат, с узкими щёлочками глазами и широкими скулами. Его возраст определить было трудно, но судя по сединкам около сорока. Видимо из-за отправки основных сил комендантского полка на периметр и ГЭС, по городу собрали всех старых, а потому опытных сверхсрочников и волонтёров.

- Заткнись, - не поворачивая головы, отрубил старшина.

Кудлатый вздохнул, пробурчал что-то вроде: «Поспать не дают», после чего поднялся и направился к столу.

- Цай есть?

Так и сказал: цай, а не чай. Витёк пощупал стоявший на столе чайник, поднял за ручку и налил в кружку зеленоватой, парящей жидкости. Кудлатый охватил посуду руками и Антон заметил, что на левой не хватает сразу трёх пальцев, среднего, безымянного и мизинца.

Митяй, поймав взгляд Вадика, показал пальцем на погон.

- Упал, товарищ старшина! – Наконец сообразил солдат.

- Давно упал? – Спросил старшина.

- Э…, - замялся Вадик.

- Как давно ты упал, боец?! – Повторил старшина в голос.

- Около часа назад! – Выпалил Вадим.

- Не слышу!

- Около часа назад, товарищ старшина! – Повторил Вадим, добавив уставное обращение к старшему по званию.

Бородатый посмотрел на Вадима деланно удивлённым взглядом. Даже голову наклонил.

- Ты хочешь сказать, что вот уже час ходишь как свинья грязный и собираешься так ходить дальше?

- Так точно, товарищ старшина! – Автоматически отчеканил Вадим.

- Что-о?! – Взревел бородатый.

- Никак нет, товарищ старшина! – Спохватился Вадим.

Раздались приглушённые смешки. Вадим запутался из-за коварно заданного вопроса. Любой уставной ответ противоречил одной из его частей. Спас солдата сам старшина.

- Запомни, боец. Чистота, это не только залог здоровья, но и показатель внутренней самодисциплины. Чистый солдат, почти наверняка хороший солдат, грязный солдат всегда чмо позорное и недоразумение. Пять минут привести себя в порядок. Время пошло! – Вадим продолжал стоять вытянувшись в струнку и старшина гаркнул. – Выполнять!!!

Вадик дёрнулся, рванулся вперёд, потом видимо сообразил и развернулся, чтобы бежать к выходу, а дальше в театр, где в умывальнике была вода.

- Отставить! – Скомандовал Митяй.

Боец остановился и нерешительно оглянулся.

- Выполнять! – Сделав страшные глаза, заорал старшина.

- Отставить! – Повторил Митяй.

Со стороны могло показаться, что сержант и старшина издеваются над новобранцем. Вадим видимо тоже так подумал, потому что губы его вдруг затряслись и он одарил обоих обиженным взглядом.

- Автомат мне оставил? – Спросил Митяй.

Вадим вернулся к пирамиде, вынул автомат, начал расправлять ремень:

- Время идёт! – Жёстко сказал старшина. – Не успеешь за пять минут, окуну в лужу. Или по скверу ползать заставлю. И по новой.

Новобранец сорвался с места и хлопнул выходной дверью. Проводив его взглядом, бородатый повернулся к Митяю:

- Ты до призыва кем был? – Спросил он неожиданно.

- Токарем, - ответил Митяй, непонимающе глядя на старшину.

- Возвращался бы ты лучше на завод, - предложил бородатый. – Точил снаряды, или другое что, полезное. А в армии тебе служить нельзя.

- Чего это? – Удивился Митяй.

Антон нахмурился. Что-то происходило сейчас в казарме комендатуры и кажется серьёзное.

- Ты ещё спрашиваешь? – Грустно начал свой ответ вопросом на вопрос бородатый. – У тебя всего два бойца. Один в дырявом ботинке, другой грязный как чухан. А тебе до одного места. Лишь бы дежурство закончилось.

Митяй полоснул по бородатому тяжёлым взглядом своих чёрных глаз.

- Про него я ничего не знал, - ответил он, тем не менее, вроде как оправдываясь и кивая на Антона. – А салага… Ну такой уж он есть.

- Про него, - бородатый мотнул головой. – Должен был ещё на ходу догадаться, что не то, что-то. Я так думаю ботинок чавкал на весь квартал. Да вообще сразу после снегопада должен был проверить всё ли в порядке. А салага у тебя как бабочка порхать обязан. Его только что от мамкиной титьки оторвали. Нужно носом тыкать, как котёнка, пока привыкнет. Сейчас он у тебя сам в грязи, завтра автомат в грязи будет, а послезавтра вообще на службу болт забьёт. Чем заканчивается это, думаю, знаешь, раз сержант сверхсрочник. Или ты сам уже на службу забил?

Митяй выдохнул резко и взорвался:

- Что ты мне тут…? Без тебя разберусь. У тебя есть свой патруль, вот и строй его. А к моим не лезь.

Кудлатый поставил кружку на стол и сказал:

- Э! Свой рот на Михал Сёмыча замолчи, да? Борода дело говрит. Не командира ты. Так, малчик.

- Успокойся, Салман, - спокойно остановил кудлатого бородатый. – Он прав. Хоть и звания разные, а должность одна. Жаль только, что подставит он пацанов однажды и сам подставится. Потому что как был салагой, так им и остался. Лычки повесил, а сути того, что повесил - не понял.

Митяй покраснел и сжал кулаки. Салман поднялся и начал растирать ладони. Его не по-уставному ушитый китель натянулся, под ним заиграли мускулы. Витя напротив, проскользнул по скамейке к дальнему краю стола, потом вообще поднялся и отошёл в угол. Михаил Семёнович снял бушлат и бросил его на верхний ярус.

Зашевелились другие обитатели казармы. Антон выпустил из рук нож, которым вырезал очередную стельку и тоже поднялся, хотя откровенно не знал, чью сторону принять. До этого момента ему казалось, что всё так как и должно быть. Но после слов бородатого, он вдруг, как-то по новому взглянул на сержанта. Парень он конечно свойский, простой. Но так ли нужна эта простота? Может наоборот? Даже «воспитание» Вадика неподалёку от аптеки, тогда воспринятое как само собой разумеющееся, теперь казалось наигранным или результатом беспомощности. Ведь тот же старшина, построил Вадика за минуту, не вынимая рук из карманов. И тот запомнит этот момент надолго, если не навсегда, будь уверен.

Хотя о чём он думает? Наших бьют. Помочь, уж если не кулаками, то хотя бы встать между ними.

Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена. Но тут дверь распахнулась и в казарму влетел Вадим. Одежда мокрая, видно второпях набирал воду в ладони и стирал грязь с брюк. Неловко поправив висящий на плече автомат, он поднял руку к кепи и открыл рот, чтобы доложить о выполнении приказа.

И тут грохнуло. Налетел неожиданно резкий звук. Хлопок, будто рядом ударила молния. И покатилось эхом по району, отражаясь от дребезжащих стёкол и серых, облупившихся стен домов старой, ещё прошлого века постройки.

Все замерли, пытаясь осознать, что произошло и смотрели при этом на Вадима. А тот так и продолжал стоять с открытым ртом и держа руку у козырька. И не успело эхо умчаться, раствориться в городских кварталах, как ожил электрический звонок над дверью казармы, и замигала лампочка под табло с надписью «Тревога».

- У Центробанка рвануло, - тихо сказал бородатый и вдруг заорал. – В ружьё!

Всё пришло в движение. Митяй прыгнул к пирамиде, вырвал свой автомат и устремился на выход, вытолкнув заодно всё ещё торчащего столбом Вадика. Следом за ним большими прыжками понёсся бородатый. Они были первыми. Остальные подбегали к пирамиде в толчее, но в принципе быстро разбирались, вооружались и попутно организовывались в некое подобие строя – один за другим. После также покидали казарму.

Антон несколько задержался. Услышав сигнал тревоги и команду бородатого, он тут же сел и начал лихорадочно вытаскивать из ботинка набитую туда бумагу разбрасывая её вокруг. Мотать портянку было некогда, носок висел возле печки, однако когда он хотел его снять, тот соскользнул и свалился вниз. Махнув рукой, Антон вбил босую ногу в ботинок и потянул концы шнурков на себя. Тот, что был в правой руке, тут же предательски лопнул.

- Да чтоб тебя…, - с досадой проорал Антон, чувствуя, что теряет время.

Когда он подбежал к пирамиде, никого в казарме уже не было. Его автомат был единственным. Схватив оружие, он выскочил в двери и заметил, как за углом театра скрылась спина последнего бегущего. Сваливать вину не на кого – сам виноват. Во время отдыха патрульным разрешалось только снимать верхнюю одежду, расстёгивать ворот и ослаблять ремень. Как раз вот для таких ситуаций. Что там происходило неизвестно, но он бежит последним.

А это, для ефрейтора, который по определению опытный солдат - последнее дело.

Антон попытался наддать, но тут же правый ботинок, изрядно подпортивший сегодня жизнь и так и оставшийся не зашнурованным, соскользнул с ноги и он едва не упал, вынужден был наклониться вперёд, чтобы сохранить равновесие. Бежать босиком ещё большая глупость. Пришлось вернуться, одеть и опять набирать скорость, при этом он, то носком павой ногой нелепо тянулся вверх, практически жонглируя свободно болтающейся обувью, то пытался подволакивать её по асфальту.

Пробежав вдоль боковой стены театра, Антон выскочил на площадь. Из дверей центральной комендатуры выскакивали люди, в основе своей военные. А он никогда и не задумывался, сколько вообще народу постоянно находится здесь, не смотря на выходной день. Получалось много. Но зато он смешался с ними и теперь не так выделялся одиночной пробежкой. По центральной аллее, мимо чаши неработающего фонтана, сквозь строй когда-то ухоженных, а теперь дико разросшихся во все стороны елей туда, к пятиэтажному зданию из красного и белого кирпича. Наверху ещё остались большие буквы: «Гостиница Центральная. HOTEL». А через боковую, выходящую на площадь улицу, трёхэтажное, любопытной постройки, словно один куб поставлен на другой, и тоже пятиэтажное здание Расчетно-Кассового Центра или Центробанк. Ни то, ни другое уже не действовало, хотя в гостинице одно время пытались размещать прикомандированных военнослужащих, но не прижилось. А все городские банки были разбиты и разграблены ещё во времена беспредела.

Перед тем как выбежать на площадь, Антон промчался мимо скульптурной группы. Лысый мужчина в пальто посередине, а с флангов, словно в строю солдаты и матросы. Ну в бескозырках по крайней мере. А лысый, это Ленин, в честь которого названа центральная площадь города. Антону об этом дед говорил. Мелькнула сбоку большая буква «М». Вход в Метрополитен. Антон не мог смотреть на неё спокойно, всегда вздрагивал. Но сейчас скользнул равнодушно взглядом и ступил на широкую площадь.

Перебежать её оказалось минутным делом. А на улице, те, кто прибежал раньше, уже стояли замерев. Подбегающие расталкивали их и тоже замирали. Антон быстро огляделся, заметил несколько возвышающуюся над толпой голову Митяя и стал проталкиваться к нему.

Военнослужащие молчали. Только кто-то один обронил, как бы про себя:

- Опять началось.

Антон протиснулся к сержанту и встал как вкопанный. Берцы. Кожаные, довоенного пошива. Из стратегических запасов. Сейчас такие редко когда увидишь. На начальстве только, или на ком-нибудь из офицеров. У Бороды такие, но он ветеран. А ещё у детей начальников бывают. Таких, как Денис, например, щуплый призывник, отец которого, по слухам заметная фигура в мэрии.

У лежащего на тротуаре, в луже крови, солдата тоже новенькие берцы. Такие же.

И тут Антон отчетливо понял, что это не такие же, а те самые. И лежит на тротуаре ни кто иной, как Денис. Молчаливый новобранец, с которым он курил буквально час назад в торговом зале заброшенной аптеки.

Он лежал на спине. Лица нет, сплошное месиво из костей и мяса. Левая рука лежит на асфальте, ладонью вверх. Над головой. Будто хотел парень прилечь на неё, напоследок, да не дотянулся. А правой нет вообще. Только красное, в ткани разорванного кителя под сбившейся плащ-палаткой. Автомата тоже нет. Хотя впрочем, он лежит чуть дальше. У покосившегося фонарного столба. Видимо взрывом наклонило. Или Сашка, высокий и широкоплечий кочегар покосил, когда обернулся вокруг него. Именно обернулся, иначе не скажешь. Так-то целый, ни видно ни крови, ни ещё чего. А вот затылок почти касается ступней. Сложился. И глаза открытые, неподвижные. Смотрит на собравшихся невидящим взором, а те отражаются, как в зеркале.

Кирилл был ещё жив. Видимо понял перед взрывом, что сейчас произойдёт. Успел подать команду и сам или отпрянул или наклонился. Но новобранцы недопоняли, потому оказались близко к эпицентру. И погибли мгновенно. А Кирилл ещё живой. Только одного взгляда достаточно, чтобы понять – не жилец. Сидит возле стены Центробанка. Зимняя, заглаженная углами для форса шапка сбилась на затылок. Вернее была одета так, как будто на затылке, поскольку сам затылок сместился вниз. Вместе с крышкой черепной коробки. Обнажилось то, что видеть никак нельзя. Левый глаз свисает на ниточки из пустой глазницы. А правый целый. Вращается из стороны в сторону и неприятно это вращение. До дрожи неприятно. Руками младший сержант удерживает на животе китель и то, что под ним рвётся наружу. Ноги вытянуты и расставлены в стороны. И изо рта пузыри, красные. И пена.

Видимо последними проблесками ускользающего сознания Кирилл понял, что вокруг стоят люди и тихо, раздельно и неожиданно отчётливо произнёс, ни к кому не обращаясь:

- …вели… …толстая… …талия… …пощупал…

А потом уронил безвольно голову и разжал руки.

Антон отвернулся, зрелище было отвратительным. Вадим упал на колени и начал освобождать желудок. Стоявшие рядом люди расступались, отодвигались от него.

И тут он заметил бородатого. Тот стоял чуть в стороне и что-то рассматривал у себя под ногами. Антон опустил взгляд и опять вздрогнул.

От девчонки, той самой, из окна на втором этаже, почти ничего не осталось. Лужа крови с ошмётками мяса, чуть поодаль кусок чёрной материи, изорванный и словно набитый чем-то изнутри. А голова целая, у ног старшины. Одна коса обгорела до самых корней, или срезало её взрывом. А вторая, светлая и одновременно бурая, мокрая, тянется по асфальту как змея. И глаза целые. Мёртвые, остекленевшие. Антону показалось, что она по прежнему рассматривает его. Только не с любопытством, а с укором.

И тут прорвало стоявшего поодаль Мезенцева.

- Она же… Они же, - пробормотал он и вдруг закричал, срываясь на фальцет. – Они же ко мне её вели!

- Ну да, - спокойно подтвердил Михаил Семёнович. – Тебя хотела взорвать, а взорвала пацанов.

После этого старшина набрал полный рот слюны и сплюнул в лицо погибшей террористки, брезгливо, носком берца, оттолкнул голову от себя и пробасил с присвистом:

- С-сука!