- Да, что б тебя…
Игорь выпустил из пальцев окурок и затряс пальцами. Рассыпавшись бледными искрами после удара о решётку безопасности, недокуренная сигарета полетела вниз. А он перестал трясти правой рукой, поднёс её к лицу, подул и, раздвинув указательный и средний палецы, осмотрел место ожога. Там уже образовался небольшой волдырь.
- Ну вот, - сказал Игорь сам себе, а потом, разделяя фразы паузами, произнёс короткий саркастический монолог. – Сейчас это дело созреет, потом лопнет, потом грязь туда попадёт, образуется нарыв. Будет больно и неприятно. Ах, какой же я неловкий.
Спохватился и быстро оглянулся по сторонам. Посторонних рядом не было. Только метрах в пятидесяти, по перрону, фланировали постоянные обитатели вокзала, да в стороне, на крыльце, ведущем в здание милиции, стоял молодой омоновец. Кажется из новеньких. По крайней мере, раньше Игорь его здесь не видел.
«Хорошо, - подумал он. – А то решили бы, что спятил, сам с собой разговариваю».
Игорь снова привалился к перилам пешеходного моста.
Вокзал. Ещё в детстве он часто сюда приходил, несмотря на строжайшие запреты. Улучал момент, убегал со двора и пробирался извилистыми проулками к шумящему, находящемуся в вечном движении железнодорожному узлу. Залазил вот сюда и стоял, часами наблюдая, как поезда перетекают в оба направления. Мрачных цветов, грохочущие товарные и мягкие в своём движении, весёлые пассажирские. Одни проскакивали станцию, лишь немного замедляя ход, другие замирали. Грузовые в отстойнике, а пассажирские величественно подкатывали к перрону, после чего начиналась обычная в таких случаях, вокзальная суета. И все эти поезда-гусеницы казались ему живыми, одухотворёнными, созданиями, смысл существования которых в движении по магистрали, носящей звучное и малопонятное для детского восприятия название – Транссибирская.
Детство давно ушло. Изменилось мировоззрение, изменился и сам вокзал. Игорь помнил его зелёным, с белыми обводами арочных окон и белыми же углами и колонами. Потом кто-то, видимо из экономии, приказал выкрасить стены в красно-коричневую, половую краску, но и она со временем облупилась, облетела и здание, построенное сто лет назад, стало выглядеть совсем обветшалым. Окна зияли чернотой в тех местах, где недоставало стёкол, целый угол вывалился и рассыпался по асфальту горкой кирпичей. На фронтоне циферблат огромных, остановившихся часов. Обе стрелки под собственным весом опустились на цифру шесть, и это обстоятельство стимулировало местных юмористов на пошлые, изрядно всем надоевшие, шутки. Перрон, который раньше мели два раза в день, теперь напоминал свалку. Иногда комендант, под конвоем своих омоновцев, отправлял сюда арестантов и тогда перрон, принимал благообразный вид, но уже через неделю после «субботника» старый, растрескавшийся асфальт накрывал новый слой мусора. Словно обитатели вокзала, поставив себе целью никогда не жить в чистоте, спешили как можно быстрее всё загадить. И нужно отметить, в этом вопросе – преуспевали.
Да что там говорить, вокзал не только «потерял своё лицо», он даже лишился имени. Раньше, над фронтоном горделиво возвышались большие буквы, образуя надпись: АРГА I. Но пару лет назад, кто-то из доморощенных каскадёров-любителей, изрядно накачавшись спиртным, залез на крышу и обе буквы «А», отбил и сбросил вниз. Однако этого вандалу показалось мало. Буква «Р», была не только оторвана. Её перевернули, развернули и установили вновь, между «Г» и римской единицей, образовав, таким образом, маловразумительное сочетание: Г Ь I. Видимо автору глупой идеи это показалось смешным. Но самую удивительную реакцию на произошедшее продемонстрировал комендант. Игорь не был свидетелем той сцены, однако очевидцы утверждают, что капитан Савельев, заложив руки за спину и задрав голову, несколько минут рассматривал самодеятельное нововведение, а потом изрёк сакраментальное:
«Гадюшник по сути, стал Гыдюшником официально. Значит, так тому и быть».
После этого пристанционную часть города иначе как Гыдюшником, никто не называл. Даже в рапортах всё того же ОМОНа.
Однако столь кардинальные перемены не так угнетающе действовали на Игоря. Гораздо хуже было то, что движение, в детстве казавшееся вечным – остановилось. Нет, Транссибирская магистраль продолжала действовать. Только поезда теперь шли по обходному пути, минуя их станцию. Лишь раз в сутки сюда, с Запада, подходила электричка, выпускала из своих вагонов искателей приключений, принимала с загаженного перрона тех, кто этими приключениями пресытился, и быстро откатывала в обратном направлении, не желая ни секунды лишней задерживаться в этом богом проклятом тупике. Да ещё два-три раза в неделю, как правило, под вечер, на станцию приходил маневровый тепловоз, таща за собой несколько товарных вагонов. В таких случаях омоновцы высыпали из прокуренного караульного помещения, садились в джип с пулемётной турелью вместо снятого салона и ехали в сторону ворот. Когда строители возводили периметр, здесь сделали длинный коридор, видимо кто-то, ещё надеялся использовать железную дорогу. И первая линия ворот пересекала главные пути ещё до маневровых стрелок. Почему их до сих пор не перенесли ближе к вокзалу непонятно. Может быть, коменданта всё устраивало, а скорее всего сами железнодорожники не желали вкладывать в бессмысленную работу силы и средства. Зачем? И так неплохо. Усиленная резервной группой охрана ворот, распахивала тяжелые створки, после чего тепловоз медленно, по-черепашьи, вползал туда, в полосу отчуждения, отделяющую Гыдюшник от Зоны Ноль.
Зона Ноль. Вообще у неё было много других названий, но они не прижились. Место Прорыва, Зона повышенной аномальной активности, Малая Зона, Сибирская аномалия, Территория особого контроля. Хотя последнее название было официальным и относилось ко всему Аргинскому району, что и объясняло постоянное присутствие здесь отряда милиции особого назначения и батальона внутренних войск. Но с другой стороны если речь шла об Аргинском районе, то под этим неизменно подразумевалась именно Зона Ноль.
Игорь посмотрел в сторону города. Раньше его хорошо было видно с этой точки. Теперь только призрачный сумрак, колеблющийся в мареве оптических искажений. Лишь изредка, в дни, когда совпадали какие-то неизвестные факторы, мёртвый город проступал вдруг со всей возможной отчётливостью. В такие моменты он словно поднимался над землёй, увеличивался в размерах, разворачивался в отдельные сцены и обитатели Гыдюшника могли видеть пустые улицы, многоэтажные дома, в окнах которых, переливаясь, играли солнечные блики, а на некоторых балконах до сих пор висело вывешенное для просушки бельё. Но это были обычные миражи. К ним постепенно привыкаешь. Гораздо хуже если видение вдруг выступало из прошлого. Мчащиеся машины, спешащие по своим делам прохожие, торговка фруктами за уличным прилавком, мальчишка лет десяти, сосредоточенно разворачивающий упаковку, в которой спрятано мороженое. От этих «мультиков», как именовали миражи на местном жаргоне, даже у видавших виды старожилов, волосы шевелились на голове. К счастью случалось такое совсем редко и продолжалось не долго. Потом картинка вдруг начинала дрожать, рассыпалась и опускалась вниз. А из Зоны Ноль наползал серый, надолго закутывающий всё вокруг, влажный и холодный туман.
Не накурившись, Игорь поднял было руку намереваясь достать ещё одну сигарету, но передумал. Он и так простоял на полуразрушенном пешеходном переходе через железнодорожные пути достаточно долго. По крайней мере, успел привлечь внимание молодого омоновца. Тот уже несколько раз бросил на него любопытный и изучающий взгляд. В принципе это не так страшно, установленных комендантом правил Игорь не нарушал. Но к чему излишнее внимание со стороны милиции? К тому же электричка, прибытия которой он ждал, скорее всего, уже была. Толпа на перроне не показатель, здесь всегда толкались люди. Вокзал вообще считался центром жизни всего Гыдюшника. Так что электричка воспринималась точно так же, как обычный автобус на центральной площади какого-нибудь города. Пришёл, выплеснул пассажиров, тут же подхваченных общим движением, забрал желающих покинуть бойкое место и уехал, следуя расписанию. А согласно ему электропоезд прибывал в полдень.
Часов Игорь не носил. И вот уже два года, как вообще отказался измерять свою жизнь расчерченным на шестьдесят делений кругом. Проснулся, значит, утро. Лёг спать – день прошёл. Захотелось выпить, граммов сто – адмиральский час. И никаких без четвертей одиннадцать или половин второго. К чему резать и делить то, что принадлежит тебе всецело?
Дедовы командирские часы он доставал и одевал на руку, только собираясь идти в Зону Ноль. Но, тому были особые причины.
Убедив себя, что опоздал, Игорь повернулся и пошёл к лестнице. Омоновец тут же оторвался от подпираемой плечами стены, поправил ремень автомата, двинулся навстречу. Игорь улыбнулся. Дед бывало, точно так же подойдёт, встанет у нижней ступеньки и ждет, пока непослушный внук спустится. А он, тогда ещё мальчишка, оттягивая неизбежный момент наказания, идёт нарочито медленно, похлопывая ладошкой по перилам и ежесекундно бросая взгляды на железную дорогу, как будто пытаясь запомнить напоследок, словно больше никогда этого не увидит. Вот только омоновец не дед. Вряд ли он возьмёт его сейчас за ухо и поведёт домой. Хотя было бы смешно, наверное.
Парень, младший сержант, был совсем молодой, очевидно только что из армии. И в командировку на территорию особого контроля, судя по укороченному автомату Калашникова, прибыл впервые. Те кто едет во второй раз, стараются всеми правдами и неправдами добыть более солидное оружие. Того же Калашникова с нормальной длиной ствола, а ещё лучше автомат Никонова, известного как «Абакан». Во время патрулирования полосы отчуждения, преимущество армейских образцов над милицейской модификацией сказывается существенно. А для наведения порядка в беспокойном Гыдюшнике автоматическое оружие требуется не часто.
Игорь спустился до половины лестницы, когда омоновец подошёл к началу. Встал, чуть приподняв голову, ждёт. Рассматривает. Взгляд настороженный. Интересно, с чего бы? Ждёт подвоха? Глупо. Только полный идиот решится на какие-нибудь эксцессы в двух шагах от отделения милиции, с караульным помещением, полным вооружённых бойцов. И здесь же камера предварительного заключения и кабинет самого всесильного коменданта, капитана Савельева, с собственными понятиями о законе и порядке на вверенной территории. Скорее всего, мальчишке объяснили, что здесь любой, кто не носит сине-пятнистую форму - потенциальный враг, а по сути своей недочеловек. Мразь и мародёр. Вот он и сторожиться незнакомца в камуфляже с капюшоном и большим нагрудным карманом-сумкой, из-за чего такую куртку прозвали «кенгурушка». И пусть у этого незнакомца выражение лица приветливое, а взгляд спокойный. Если присмотреться, можно заметить много подозрительных деталей. Лицо приятное, но черты резкие, волевые. На подбородке рваный шрам. Опять же белый день, погода ясная, а капюшон надвинут на голову. Космы волос из-под него выбиваются и лоб закрывают. Походка мягкая, словно крадущаяся. Пальцами левой руки что-то постоянно вертит, как бы не гайку. Вот точно – сталкер. Потому на разрушенный мост забрался – подходы изучает.
Игорь, догадавшись о мыслях парня, развеселился. Нет, со стороны вокзала при желании, можно попытаться проникнуть в Зону Ноль. Только желание это суицидом называется. Проще говоря – самоубийством. Если снайпера на вышках не пристрелят, что вряд ли, то дальше ходока ждал сущий ад. Он состоял из кипящих, бурлящих, воющих, плюющихся разной гадостью, метающих молнии или просто бесшумно притаившихся в ожидании жертвы ловушек, опоясывающих главную аномалию – саму Зону Ноль. По существу перед ходоком вставал выбор: сунуться в этот котёл со стопроцентной вероятностью гибели или вернуться обратно к вокзалу, при этом постоянно держа руки поднятыми вверх. При таком варианте, шанс остаться в живых был несколько выше, может снайпера и простят незадачливому нарушителю свои промахи, позволят сдаться, после чего отправят счастливца к коменданту. Так что одинокий выходной семафор, прекрасно видимый с пешеходного моста, лживо горел разрешающим зелёным сигналом. Этот путь был путём в никуда.
Дождавшись, когда Игорь подойдёт ближе, омоновец нахмурился и неумело пытаясь изобразить бас, грубо потребовал:
- Документы!
Можно было бы дать ему на проверку паспорт, но Игорю вдруг захотелось подурачиться. Да и поиздеваться над «сине-пятнистыми» лишний раз не помешает. Хотя бы просто потешить чувство собственного величия. Он, остановился, чуть склонил голову на бок и оценивающим взглядом, медленно осмотрел омоновца с головы до ног.
- А ты, - Игорь произнёс местоимение подчёркнуто, как бы отвечая на необоснованную грубость, даже сделал небольшую паузу, после чего продолжил. – Собственно говоря, кто?
Секунду-другую младший сержант оторопело смотрел на него, потом пришёл в замешательство. Зачем-то поднял левую руку к плечу, поправляя ремень и так нормально висящего автомата, потом не выдержал, быстро оглянулся на отделение милиции, словно пытаясь найти поддержку, но никого не увидев, вновь уставился на Игоря.
- Сержант…, - он запнулся и поправился. - Младший сержант Денисенко, позвольте…
- Давно ты здесь, младший сержант Денисенко? – Не дав закончить, перебил его Игорь.
После этого он щелчком пальца подкинул то, что крутил в левой руке, поймал и раскрыл ладонь. На ней оказалась новенькая, пятидесятирублёвая монета. Как бы случайно показав её омоновцу, он опустил руку в нагрудный карман-сумку.
- Вторую неделю, - несколько смущённо признался Денисенко. – А…
Игорь уже перехватил инициативу и снова, не давая закончить фразу, снисходительно-начальственным тоном поинтересовался:
- Ну и как тебе здесь? Нравится?
- Нормально, - младший сержант уже не пытался говорить басом, естественный голос оказался по-мальчишески звонким. – Начинаю привыкать.
- Это хорошо, - поощрил его ответ Игорь и вынул из кармана руку с зажатым в пальцах удостоверением.
Ветеранским, но очень похожим на служебное. Не давая рассмотреть корку, он, раскрывая его, тряхнул рукой и показал младшему сержанту. Мельком. Так чтобы тот успел разглядеть фото владельца в военной форме. Потом сложил и опустил обратно.
Младший сержант машинально выпрямился и вскинул руку к чёрному берету.
- Виноват!
- Нет, нет, - возразил Игорь. – Всё в порядке. Молодец. Желаю удачи, младший сержант Денисенко.
Лицо молодого омоновца вспыхнуло от похвалы. Он немного отступил в сторону, освобождая дорогу, после чего бодро ответил:
- Спасибо. Служу Отечеству.
Игорь прошёл мимо младшего сержанта и направился в сторону вокзала. На его тонких губах заиграла иезуитская улыбочка. Он представил, как сейчас парень доложит о происшедшем капитану Соловьёву и тот останется в полном недоумении. А может даже начнёт искать неведомого человека размахивающего «красными корочками» перед лицом его подчинённых.

Завсегдатаев вокзала, на местном жаргоне, называли «жучками». Они и походили на каких-то вечно озабоченных букашек. Дни напролёт сновали туда-сюда, решали какие-то проблемы, заключали сделки, в общем, вели активную деловую жизнь. Через них в Гыдюшнике можно было решить любой вопрос, будь то поиск ночлега, проводника в Зону Ноль, покупка оружия и снаряжения или сбыт добытого трофея. Однако вести дела надо было уметь. Жучкам ничего не стоило обобрать, обмануть, оставить без копейки денег, стоило только клиенту немного зазеваться. Опять же на местном жаргоне, мошенничество называлось «присесть на уши». Притом любое, хотя изначально так именовали процесс обезналичивания новичков, путём обещания золотых гор. Одному из таких, высокому парню лет двадцати пяти, в светлом плаще и с большим баулом в руках, присели на уши в самом начале толкучки.
- Да ты не стремайся, чувачок, - донёсся до Игоря уверенный и панибратский голос жучка, коренастого, наголо обритого крепыша, лет тридцати. – У любого спроси кто такой Змей, все меня знают. Змей это поногяло, потому что я в любую щель проползу и ни менты, ни собаки не учуят. А с Зоной я на ты, у меня любовь с ней до гроба. Я бы прямо сегодня за «железку» рванул, но там, куда мне надо одному никак. И как назло все реальные пацаны в разгоне. Паха пузо на Чёрном Море греет, раньше июня не заявится, Свистун на нары сел, спалился по дурному, на драке со стволом приняли. Вот прямо беда. Я почему и к «трамваю» пришёл, думал, может кого знакомого принесёт. Да не судьба. А тут ты. Ну я глянул, нормальный пацан, видный. Ладно, что без опыта, у меня его на троих таких хватит.
Кандидат в сталкеры, вернее в жертвы мошенничества, что-то тихо спросил, Игорь не расслышал. Зато быстрый ответ прозвучал чётко:
- Да что снаряга? Без проблем. Сейчас к барыге одному рванём, подберём по размеру, всё тип топ будет.
Парень в светлом плаще снова что-то уточнил.
- Забудь о деньгах, барыга свой, со мной с процента дышит, на прокате. Ты пойми, дурашка, - тут голос жучка опустился до уровня заговорщицкого. - Мне ведь Леночка на ушко шепнула, что из Академии грант пришёл. Им шняга одна понадобилась, по срочняку. А я ещё прошлый сезон ей про такую жаловался, мол, лежит, а одному не достать. Короче, она мне прямо заявила, типа, крутись Змей, как хочешь, но больше недели грант лежать не будет. Не успеешь кину на общак, без обид.
Дальнейший слова жучка заглушил разговор двух других участников вокзальной толчеи.
- Ну не знаю. Прошлый сезон «батарейки» на фиг не кому не упали.
- Не свисти, брали только шум стоял.
- А цены? Навар почти в нолях, зато очко играет не по-детски.
Вроде бы тихий гомон обрушился на Игоря со всех сторон, едва он только смешался с толпой. Долетали отдельные диалоги и фразы.
- Снаряга хорошая, но цвет… Чтобы сразу тогда мишени не рисовать, чтоб наверняка?
- Да я уж ему говорил, он мне в ответ, какого цвета спецткань выпускают, такой и есть.
- Дибилизм, такие бабки берёт, а камуфляж натянуть ума не хватает…
- …ха.. ну и заваливаем я, Тоха и Кривой к Ляльке на хату. А у неё «пятнистый». Бушлат и автомат на вешалке в сенях висят. Мы конечно телеграф на задний ход, чего палиться. А тут Тоха возьми, да автоматик на плечо. Ну и пришлось леопарду этому вискарь нам выкатывать…
- …ещё раз с этим уродом связался. Два месяца меня обещаниями кормил и…
- …по секрету шепнул, что вроде отселять всех из Гыдюшника будут. Военный городок ставить, для охраны.
- Мне этот секрет уже третий год…
- …хороший слов нет. Но вот патроны для него в дефиците. Пять сорок пять калибр и девять восемнадцать, самые ходовые. Ещё охотничье…
- …по спецзаказу для местного машзавода делали. Оказалось лучше этих ботинок для рейда за железку…
- Купи артехакт?
Игорь остановился и улыбнулся. Потом развернулся в сторону говорившего:
- Что Витёк, не идёт клиентура?
Старик, лет семидесяти, на костылях, в немыслимой разноухой шапке-ушанке, телогрейке и штанах с начёсом, вытянутых до абсолютной безразмерности. На ногах вязанные шерстяные носки и шлепанцы. Подернутое сеточкой морщин лицо старика, которого все без исключения, даже совсем молодые пацаны именовали Витьком, скривилось, небритый подбородок дёрнулся вверх. В чёрных и хитрых глазах промелькнуло разочарование.
- А, это ты, - протянул он, пряча в карман шарик оплавленного стекла. – Дай закурить.
Игорь извлёк из своего объёмного кармана пачку сигарет.
- Электричка, я так понимаю, уже была? – Спросил он, щелчком по дну пачки выбивая сигареты.
Достал сразу две, старику и себе.
- Была. Опоздал ты, к «трамваю», - ответил Витёк, принимая курево, и тут спохватился. - Во, купи часы? Хорошие, «Полёт». Сейчас таких и не делают.
После чего вывернул перед лицом Игоря покрытое рыжими волосами грязное запястье, демонстрируя «товар». Эти старенькие, советские часы, с большим циферблатом, на потёртом кожаном ремешке, Витёк безуспешно пытался продать, ещё с тех времён, когда Игорь ходил в школу. Они действительно были противоударными и пылеводонепроницаемыми. Однако невесть как попавшие вовнутрь и прилипшие с обратной стороны стекла табачные крошки, а также свободно перекатывающаяся с места на место минутная стрелка делали коммерческое предложение бессмысленным. Даже падкие до разного рода сувениров интуристы, нет-нет, да посещающие летом Гыдюшник, не клевали на раритет. «Артехакты», то есть куски оплавленного стекла - брали, при этом безбожно торгуясь, что вызывало у старика лютую ненависть, а часы нет. Отказался и Игорь, уже, наверное, в сотый раз.
- Спасибо, не надо.
- Ну как хочешь, было бы предложено, - покладисто согласился Витёк и наклонился к огоньку зажигалки.
- Никто из незнакомцев не приезжал? – Тихо спросил его Игорь.
Старик распрямился, шумно затянулся, выпустил уголком рта облако табачного дыма. Выражение его лица при этом стало хитро-таинственным, словно знал он какой-то секрет, который мог бы и поведать, если…
- Так они все незнакомые, - логично заявил он. – Считай, табунок десятка на два точно наберётся.
Игорь прикурил, положил зажигалку на место и извлёк уже знакомую пятидесятирублёвую монету. Старик ловко поймал её, посмотрел на свет. Игорю даже показалось, что сейчас Витёк, как в старых фильмах попробует монету на зуб. Но хитрюга удовлетворился внешним осмотром, спрятал деньги в карман фуфайки и, тоже понизив голос, ответил:
- Были двое. Думаю, ты про них спрашиваешь.
Игорь громко хмыкнул.
- И почему ты так думаешь? – Поинтересовался он.
- Так глаза у меня намётанные, острые. Я ведь их по институтам вашим не портил. Хоть и старый уже, а кое что различаю. Анекдот кстати, хочешь, расскажу?
- Трави, - коротко согласился Игорь.
- Дело в военкомате было. Вызвали на медкомиссию Волка и Зайца. Вот Волк врачей обошёл – годен. Вышел во двор, грустный. А тут Заяц появляется. Весёлый. Волк у него и спрашивает: «Чего веселишься?» А заяц отвечает: «Так не годен». «Как это?» - Волк спрашивает. «Ну как тебе объяснить. Ты во-о-он ту берёзу видишь?». Волк отвечает: «Вижу». Заяц: «А я нет».
И не дожидаясь реакции слушателя Витёк хрипло расхохотался, поперхнулся и закашлялся, глядя при этом на сигарету:
- Что за ерунду ты куришь? – Выдавил старик сквозь слёзы. – Ни крепости, ни духу. Один дым.
- Сигареты хорошие, - спокойно ответил Игорь. – «Петр Первый». Но я вот тебе удивляюсь. То что ты сигареты чужие, халявные хаешь, это полбеды. Но как ты умудряешься считаться здесь самым весёлым человеком, рассказывая бородатые анекдоты? Я ведь его слышал ещё когда в школе учился. От тебя кстати.
- Анекдот старый, не спорю, - согласился Витёк. – Только в компании анекдот не самое главное. Под водочку да закусочку всё идет. А вот ты, мог бы и хохотнуть, ради приличия.
- Ха-ха-ха, устроит? – Спросил Игорь, после чего действительно коротко хохотнул, а потом, понизив голос и быстро оглянувшись по сторонам, поинтересовался. – Ну, так и что разглядел, твой соколиный глаз?
- Были двое, - тут же ответил посерьёзневший Витёк. – Особых. Вернее особый один, второй с ним. Первый-то, молодой совсем, без старшего я на него и внимания не обратил бы никакого. Много таких приезжает да уезжает. Не понравилось ему видно здесь. Пока до вокзала шёл, всё носом крутил да хыркал, чисто ёжик. А вот другой, человек солидный. Твоих лет примерно, ну может чуть моложе. И образованный. Хрюша к нему сунулся было, на уши присесть хотел. Так приезжий очень культурно высказал всё, что думает о самом Хрюше, о Хрюшиных родителях и о том, куда Хрюше следует отсюда пойти. Даже направление примерное указал. Меня прям зависть и гордость взяла, что есть у нас в стране такие образованные люди. Это ж, не слова, просто симхония звучала.
И Витёк снова расхохотался. Его манера изъясняться была очень своеобразной. Во время разговора не покидало ощущение, будто старик всё время над тобой подтрунивает. А нарочитое смягчение или напротив огрубление некоторых окончаний в словах это ощущение только усиливали. И намеренная замена буквы «ф» на «х». С дикцией у старика было всё нормально, если он напивался до соответствующего состояния, то речь звучала чисто, что выдавало образованного и начитанного человека. Игорь даже ловил себя на мысли, что если бы Витёк подобно некоторым плохим актёрам изображал из себя малограмотного деревенского старичка, вставляя разные: «знашь», «почитай», «ить», «значица», то никогда в жизни не достиг бы той популярности в Гыдюшнике, что имел. Его знали все, и без бойкого деда на костылях вокзал было трудно себе представить. Витёк действительно не учился в «этих ваших институтах», он с отличием закончил железнодорожный техникум. Отслужил в армии, завёл семью и даже успел поработать некоторое время, пока несчастный случай не приковал его к постели. Жена, забрав ребенка, бросила мужа-инвалида. Но все эти беды его не подкосили. Он сумел-таки подняться, хотя бы на костыли. Однако с тех пор превратился в ироничного мужичка, целыми днями бродяжничающего по пристанционной части и изобретающего самые хитроумные способы «вздрогнуть», «поехать», «втереть», «глыкнуть», «залысить» и так далее. Словарь синонимов слова «выпить» у него был нескончаемым.
Для Игоря Витёк был нескончаемым кладезем полезной, хоть и платной информации. Проводя целые дни среди местной публики, действительно зоркий на глаз и прекрасно всё слышащий старик знал очень многое и в то же время, кому попало, о том не рассказывал. Понимал, что если каждый будет знать, что у него можно что-нибудь выведать, то при нём «вести дела» и «разговоры разговаривать» перестанут. Правда информацию о приезжем можно было бы и не «покупать», Игорь и так знал, что тот должен прибыть сегодня. Но иногда ценного человека стоит стимулировать просто так.
- Значит, говоришь, симфония? – Спросил Игорь улыбаясь.
- А то, - Витёк подмигнул. – Уж я в этом деле разбираюсь, можешь поверить. – Потом по примеру Игоря быстро огляделся по сторонам и продолжил. – В общем, вашего замеса паренёк. Такой же аккуратный и настороженный. Это для остальных вы с толпой сливаетесь, а для меня, что кедровые орехи в семечках. Не так-то и много здесь мастеров, чтобы одного из них, да ещё приезжего не разглядеть. Только…
Он осёкся и затянулся, глядя Игорю в глаза.
- Что только? – Подбодрил он старика.
- Не так он прост как кажется, - продолжил старик, выпуская дым. - Вот знаешь, увидел его и как кольнуло. Мужчина вроде бы серьёзный, скорее всего честный, в смысле ваших дел. Но сморит на окружающих… как бы тебе сказать… как мальчишка на муху. Смотрит и думает: лапы оторвать или крыло?
Игорь нахмурился. Заявление Витька игнорировать было нельзя. Чутьё у старика развито не только на выпивку, в этом он убеждался не раз. Так что пятьдесят рублей потрачены не зря.
- К Кресту пошли, - не дожидаясь его следующего вопроса, сказал Витёк. – Только уже давно. Может там ещё сидят, а может, ушли. У вокзала два выхода. Не уследишь.
- Ну ладно, спасибо тебе, сосед, - поблагодарил старика Игорь.
- Да не за что, - ответил тот. – Надо будет - обращайся.
И развернувшись на месте Витек побрел, рассекая толку и громыхая при этом своими костылями. Проводив его взглядом, Игорь повернул в сторону высокого крыльца, ведущего к вокзальным дверям.