в последние два десятилетия проблему исследования диалога все чаще связывают с усовершенствованием интеллектуальных возможностей информационных систем под углом зрения того, как облегчить общение человека с эвм. вопрос ставился в это время так: как построить эффективный и полноценный диалог с эвм, имитирующий (в своих лучших качествах) человеческое общение? сегодня мы можем констатировать, что у разработчиков "диалоговых систем" накопился опыт в организации диалога с эвм – не только программистские приемы в организации такого диалога, но и представления о том, какая организация диалога будет успешной, а какая менее удачна или вовсе бесперспективна [денинг et al. 1984]; [лингвистическое 1987]. проблема диалога в своем сужении (ибо диалог о эвм – один из бесконечного множества частных случаев) была довольно быстро доведена до определенного завершения, и в качестве практического оправдания исследований в этой области, пожалуй, постепенно перестает быть актуальной, несмотря на актуальность построения диалоговых систем. однако то, что аффективно в диалоге с машиной, с человеком, плохо понимающим язык общения, с умственно или культурно отсталым человеком (все это примеры неполноценного общения), далеко не всегда соглашаются считать нормой в человеческом общении.

в начале этого пути думали о построении эффективного диалога как о моделировании чего-то уже известного. но сегодня оказалось, что неясно, в чем заключается эффективность диалога между людьми. в нашем взрывоопасном и эмоциональном мире установление и применение критериев эффективности диалога между людьми оказалось даже более актуальной и гораздо более сложной проблемой, чем конструирование диалоговых систем. как, например, заставить своего собеседника (скажем, участника парламентских дебатов, выступающего в качестве вашего оппонента) хотя бы выслушать вас и понять то, в чем вы его убеждаете, заставить его перейти на рельсы конструктивного решения общей задачи? как заставить такого собеседника сменить выбранный им ключ сценичности в диалоге, отказаться от работы на публику, сделать так, чтобы он вслушался в здравый смысл аргументов? можно быть экспертом в объектной области, но не суметь завоевать прочной поддержки ни у собеседника, ни у аудитории.

наш тезис в этой связи таков: диалог не только создает (опосредованно) новые ценности в человеческом обществе, но и обладает самоценностью. вычеркните общение из человеческой жизни. останется ли в ней тогда что-либо человеческое?

мы возвращаемся сегодня к исходной проблеме диалога между людьми как обладающей непреходящей актуальностью и значимостью безотносительно к сиюминутным технократическим перспективам. именно под этим углом зрения и рассматривается круг аспектов и проблем в данном выпуске обзоров. ниже попытаемся обрисовать круг вопросов и показать, что проблематичны абсолютно все моменты диалога – начиная с определения и кончая стратегиями достижения взаимопонимания между людьми.

1. загадки диалога

толчком к исследованию человеческих проблем является удивление. диалог издавна поражал тем, "насколько
легко и быстро проявляется однородность или разнородность в духе и в духовности между людьми в разговоре: это чувствуется в каждой мелочи. даже когда речь идет о самых удаленных и безразличных вещах: тогда почти каждое предложение, высказанное противоположной стороной и чуждое вам по духу, вызовет в вас большее ищи меньшее неудовольствие, а некоторые высказывания вас даже возмутят. те же собеседники, которые по взглядам совпадают друг о другом, гомогенны, чувствуют во всем взаимное согласие, вскоре переходящее в полную гармонию и даже в единогласие" [schopenhauer 1851/61, с.473]. это – первый загадочный момент, поразивший в свое время а.шопенгауэра.

шопенгауэр считал, далее, что когда проблему обдумывает один человек, имеется – пусть отдаленная – аналогия с тем, как работает машина. рассмотрение же вопроса в разговоре двух людей сродни деятельности целостного организма. в первом случае объект рассмотрения как будто выполнен из цельной заготовки, в одной тональности, а отсюда полная ясность, отчетливость и прозрачность структуры – то, чего нет при диалогическом рассмотрении [schopenhauer 1851/61a, с.7]. отсюда философ делал вывод, что теоретизирование чуждо диалогичности; то, что философское рассуждение можно представить в форме диалога, не опровергает, по его мнению, этого положения: диалог как форма уместен тогда, когда предмет допускает противоположные суждения у автора и у читателя, что является исходным заданием для рассуждений автора. однако, если в итоге этого не получается истинного и драматичного диалога мнений между автором и его адресатом, диалогическая форма неуместна [schopenhauer 1851/61a, с.8].

заметим, что в этих взглядах сквозит такая презумпция: диалог – форма, в которую человек часто облекает свою мысль. более правдоподобен взгляд в.н.волошинова: "реальною единицею языка-речи" является "не изолированное единичное монологическое высказывание, а взаимодействие по крайней мере двух высказываний, т.е. диалог" [волошинов 1929, с.137-138]. мысль не только облекается в формы речи, но зачастую и немыслима вне речи. это значит, что даже чисто теоретическое мышление по сути своей диалогично. диалог – не только внешняя оболочка человеческого способа рассуждения, но и сама суть, само организующее начало этого рассуждения. итак, загадочный момент заключается в следующем: подобно путешествию по известному листу мебиуса, начав с той стороны человеческой духовности, которую иногда характеризуют как исключительно монологическое мышление, мы неожиданно возвращаемся к ней, обнаружив, что эта сторона – одновременно и диалогическая форма мышления. когда говорят о диалоге как о решении некоторой проблемы усилиями двух собеседников, полагают, что произносимые формулировки одновременно дают и фрагмент для решения проблемы, и основу для дальнейшего межличностного коммуникативного взаимодействия собеседников [g.ungeheuer 1987, с.156]. коммуникативное действие незаметно переходит в действия над трактуемыми объектами.

третий момент можно связать с "атмосферой диалога" [glindermann 1987]. есть несомненная аналогия с музыкой: "структура диалога удивительным образом напоминает диалогичность дуэта у хаммершмидта или у моцарта: сначала (после оркестрового введения) один солирующий инструмент сменяет другой и приходит постепенно к теме, затем смена реплик становится все более концентрированной, после чего оба собеседника сливаются в своих высказываниях, что особенно напоминает каденцию" [g.kleinen 1979, с .193]. все это вместе – траектория, ведущая к "слиянию", к согласию мнений – определяет атмосферу согласия полного, столь же частого, сколь и другие разновидности диалоговой атмосферы – раздоры, неполное понимание, вражда, неприязнь, влюбленность. таинственно то, что собеседники не видят перед собой партитур, но интерпретируют свои собственные и чужие высказывания так, как если бы эти партитуры были. их диалог обладает внутренней динамикой, драматическим ходом, напоминающим ход исполнения музыкального дуэта, где сходства и расхождения в мнениях уже заданы композитором. неужели же в каждом собеседнике уже заложена партитура, которой он всегда лишь следует более или менее корректно?

как это контрастирует с нашей верой в то, что по ходу общения мы импровизируем, создавая новые, не заготовленные мысли, обмениваемся новыми мнениями, а не перебираем суждения, завалявшиеся в карманах нашего внутреннего мира. но тогда откуда этот драматизм в диалоге, развертывающемся так, как если бы сценарий был давно написан и утвержден художественным советом, имя которому – канон человеческого общения?

собеседники, достигающие согласия, гармонируют не только в суждениях о предметах, в понимании суждений друг друга об этих предметах [glindermann 1987, с.35], но и в том, когда и в какой форме высказать это согласие (или наоборот, когда и как проявить свои расхождения с говорящим). расхождения во мнениях не мешают нам адекватно трактовать чужие высказывания. р.глиндерманн [glindermann 1987, с.119] перечисляет условия, предопределяющие гармонию, согласие в диалоге. воспроизводя здесь этот перечень, отметим, что еще предстоит уловить тот общий стержень, на который нанизаны вое эти разнородные факторы: 1) общность коммуникативных объектов в вербальном и невербальном взаимодействии, а также их "метакоммуникативно-рефлексивное" и эксплицитно-речевое именование; 2) сходство в обыденных взглядах собеседников; 3) сходство в их "интерпретации действительности"; 4} быстрое достижение иллокутивной цели; 5) по возможности, сходная или перекрывающаяся интерпретация структур действий; 6) реализация релевантных элементарных знаний при построении смысла; 7) наличие речевых ритуалов и употребление соответствующих им речевых клише и фразеологических оборотов; 8) практически оправданная привязка высказываний к ситуациям; 9) прогнозируемость элементов смысла на фоне уже совершенных действий; 10) предугадываемость синтаксической структуры текущих высказываний; 11) гармония "симпатии" между собеседниками; 12) соответствие степени чувствительности собеседников, с одной стороны, необходимой степени полноты намеков – с другой. вся эта согласованность далеко не всегда достигается даже на сцене (при посредственном режиссере). сколь же талантлив режиссер, сидящий в нас и управляющий течением наших обыденных бесед!

создается же атмосфера диалога не только перед самим диалогом, но и по ходу его. б.кимура [b.kimura 1982] прав, когда утверждает, что "атмосфера диалога вырисовывается по ходу общения из самой ситуации в целом – при ее динамике, из вопросов, ответов, создающих нечто вроде горизонта. это образует базу для "атмосферной межсубъективности", такой, которая предполагается самим диалогом. каждый собеседник при этом как бы заново возвращается от такой ситуации "к себе самому", в свой субъективный мир. и только тогда он является личностью для своего собеседника" [b.kimura 1982, с.36]. при шизофрении происходит распад атмосферы диалога как "неудача быть самим собой и как утрата возможности межчеловеческого контакта" [b.kimura 1982, с.38].

режиссура диалога сказывается не только на том, как сторонний наблюдатель (или участник диалога, остраненно взглянувший на свою беседу) воспринимает ход разговора, но и на перестройке личности собеседников. кроме того [r.schmachtenberg 1982, с.2], обещая, сообщая, приказывая, советуя, мы не только меняем состав своих знаний или знаний адресатов, но и влияем на связность самого драматического действия.

общее у обычного диалога со сценическим то, что в конкретный момент одни действия закономерны, ожидаемы, а другие интерпретируются как нарушающие каноны общения, приводящие к несвязности [d.wunderlich 1971, с.178], а потому и требующие переинтерпретации как средства возвращения к утраченной гармонии. четвертая загадка диалога – в том, что в жизни нет ни автора, ни режиссера, которые манипулировали бы собеседниками как актерами, но люди ведут себя так, как если бы они принадлежали одной и той же актерской школе. 

2. определения диалога

представляется, что имеющиеся попытки в той или иной степени связаны со стремлением отгадать загадки диалога, названные выше.

м.халлидей [halliday 1984, с.11] определяет диалог на уровне социального контекста как процесс обмена, оперирующий двумя переменными величинами: 1) природа обмениваемых благ и 2) роли меняющихся сторон. к первым отнесены: материальные блага ('дайте, пожалуйста, этот журнал') и информация ('который сейчас день?'), ср. [ervin-tripp 1964]. в то же время различаются два вида ролей: 1) дающий и 2) просящий (требующий). исполняя первый вид ролей, мы инициируем обмен, а при втором виде – отвечаем инициатору. диалог определяется как динамический процесс выбора из множества возможностей в рамках сложных взаимосвязей межличностных значений [halliday 1984, с.34].

и.швиталла [schwitalla 1979, с.37] отмечает следующие четыре необходимых условия осуществления диалога: 1) есть как минимум два лица, участвующих в коммуникативном обмене; 2) эти лица находятся в "центрированном взаимодействии", т.е. их внимание сосредоточено друг на друге; 3) посредником в этом обмене выступает система символов; 4) роль говорящего и роль слушающего должны хотя бы один раз перейти от одного участника к другому.

еще более социологизирующий подход у э.гоффмана. устный диалог – это быстрая смена действий двоякого рода: 1) создание чего-либо

(обычно информации) и 2) предоставление ключа к пониманию [e.goffman 1974, с .544]. требования к такому диалогу [e.goffman 1976, с.264-265]: 1) двустороннее движение сообщений, акустически адекватно поданных и интерпретируемых; 2) обратная связь при информировании и восприятии информации; 3) сигналы контакта: способы просигнализировать с использованием вновь открытого канала связи, средства для прекращения действия того или иного канала; 4) сигналы передачи инициативы: указания о конце сообщения или передаче роли отправителя следующему говорящему: 5) сигналы захвата инициативы (скажем, при прерывании собеседника); 6) средства "обрамления" диалога: намеки на особый вид толкования реплик, иногда на необходимость интерпретировать сказанное не буквально (сигналы об иронии говорящего, о том, что передаются чужие олова, о несерьезности речи), а также сигналы слушающего, понявшего, какой вид обрамления от него требуется; 7) нормы, предполагающие честность и релевантность высказываний; 8) нормы "не-участников" диалога, такие, как требования к поведению подслушивающих или законно присутствующих наблюдателей. диалог связан с выработкой и поддержанием условий для ратифицированного совместного и постоянно меняющегося действия, захватывающего внимание собеседника. такой захват внимания, по гоффману, коренится в "межсубъектном мыслительном мире" [e.goffman 1976, с.308]. глубоко укоренившиеся принципы театральности диалога (см. выше) объявляются в этой концепции исходным условием человеческого общения; они основаны [e.goffman 1981, с.3] на ритуализации, сценарии участия и исключении инородных элементов (последнее – когда говорят как бы "не своими словами").

собеседники играют в диалоге различные роли. некоторые исследователи полагают, что и репликам в диалоге могут быть приписаны свои роли [vervenne, waele 1985, с.141]; диалог тогда определяют как "исполнение
ролей" представителями различных регистров при выполнении одной из стратегий ответа на вопрос с целью разобраться в запутанной сети ролей. например, роль вопросов – в том, что они устанавливают место одного элемента обсуждаемой ситуации среди набора возможных.

вырисовываются две составляющие диалога: ролевое поведение участников и роли, или точнее, функции, реплик, функции самой речи. по ходу диалога распознаются, в частности, следующие объекты [d.w.metzing 1985]: 1) контексты диалога; 2) преференция; 3) связность / бессвязность; 4) смена инициативы говорящего; 5) тематические структуры; 6) цели и планы говорящих. в этом перечне есть и "роли речи", и роли говорящих. промежуточный статус занимают [krallmann, pape 1981, с.185] следующие элементы диалога: а) меняющаяся интерпретация намерений говорящего по ходу разговора; б) намеренное оставление вопросов без ответа; в) преднамеренная неоднозначность формулировок; д) сотрудничество говорящих по поводу выработки общих мнений о том, как трактовать те или иные реплики в разговоре.

в рамках теории речевых актов [searle, vanderveken 1985, с.11] диалог приравнивается "упорядоченной смене речевых актов", представляющих, скажем, спор, обсуждение, приобретение или передачу чего-либо, обмен посланиями, рассказ. ключ к пониманию структуры диалога представители этой теории видят в том, что каждый иллокутивный акт создает возможность для конечного, обычно весьма ограниченного набора уместных иллокутивных актов в качестве реакции. разговор, подобно игре, порождает и ограничивает спектр допустимых контр-шагов для каждого речевого акта. иллокутивный акт в этой теории – не простой речевой отрезок, а средоточие речи (с ее значениями) и намерений говорящего в употреблении этой речи, т.е. смешанный объект. по серлю [searle 1986, с.15], диалогические намерения принадлежат сразу
нескольким говорящим. эти коммунальные намерения – не простая сумма намерений нескольких индивидов, поскольку и совместные действия нескольких лиц не складываются просто из составляющих действий.

речь обладает целью сама по себе, ср. [schroder, steger 1981, с.563]: диалог – более сложное образование, своего рода "рече-человеческий кентавр". речь обладает своим синтаксисом, а человек как личность внеположен синтаксису; диалог же, по с.левинсону, синтаксисом не обладает (в этом преемственность кентавра); "речевые акты не являются релевантными категориями, с помощью которых можно было бы определять закономерности разговоров; нет единого "алфавита" категорий, кроме категорий речевых актов, о помощью которого можно было бы описывать закономерности диалога; даже если бы такой алфавит существовал, мы не нашли бы все равно общих правил соположения реплик, дающих в результате диалог" [s.c.levinson 1981, с.475].

но, может быть, если у диалога нет синтаксиса, у него есть какая-то незыблемая "база знаний" (подобная той, которая предполагается в формальных моделях диалога)? в работе [p.bieri 1988, с.5] дается отрицательный ответ и на этот вопрос: настоящий разговор состоит в постоянной перепроверке состоятельности системы мнений каждого из собеседников. из разговора узнается нечто новое. иногда это проявляется в том, что от одного способа выразить свое согласие или несогласие переходят к другому, а иногда – в том, что нечто, принятое в начале за истину, в конца даже не упоминается. вряд ли есть единый "универсум дискурса" (более типичный для монологической несамопротиворечивой речи) для диалога в целом. собеседники необязательно должны жить в одном и том же мире идей и вещей для того, чтобы общаться. и происходит это общение не как формальный ритуал (иначе не возникало бы даже споров о синтактике диалога) обмена репликами, а как нечто гораздо более таинственное. "диалоговая база" [a.gunther 1982, с. 178] – расклассифицированный репертуар объектов, используемых для конструирования диалогов (вспомним "обмен благами" у халлидея, см. выше), также вряд ли типична для диалога.

иногда, определяя диалог, основываются на понятии информации и видят аналогию между диалогом и структурой принимаемых решений в условиях недоопределенной информации (по аналогии с теорией игр). так, в работе [leopold-wildburger 1982, с.275] диалоги определяются как ситуации, в которых такая неопределенность у вас как у участника является результатом действий со стороны вашего собеседника. это вносит еще одно измерение в определение диалога. плюс к этому добавим, что "обыденные разговоры – это обмен словами, сопровождающий, а не замещающий обыденную же деятельность" [hockett 1939, с.236]; модифицирование базы знаний при такой усложненной конструкции – предмет "информационно-поисковой модели" диалога – становится на порядок сложнее.

диалог как общее понятие неоднороден в синтаксическом, семантическом и даже в прагматическом отношениях. это проявляется в следующих его свойствах [g.w.beattie 1980, с.97]: 1) смена говорящих подчинена неуловимым правилам; 2) непонятно почему, но обычно в каждый момент говорит только один участник; 3) типичны ровные переходы от одного эпизода в другому – без пробелов или наложений; 4) порядок обмена репликами варьируется; 5) продолжительность (длина) разговора заранее не фиксирована; 6) содержание высказываний также заранее не предопределено; 7) относительное распределение выступлений также не предопределено заранее; 8) варьируется и количество участников; 9) беседа может быть непрерывной, а может и прерываться. все эти свойства можно было бы положить в основу типологии диалога, граничными случаями которого тогда пришлось бы принять внутренниймонолог, с одной стороны, и рокот толпы – с другой. но сами эти граничные случаи нельзя признать диалогом. впрочем, в последнее время высказываются сомнения в этом и во многих других представлениях о структуре диалога, ср. [bublitz 1988, с.2].

завершая этот раздел, напомним слова х.-г.гадамера: "каждый разговор предполагает общий язык, а вернее сказать он вырабатывает общий язык ... это не внеположенное явление подгонки инструментов, поскольку вряд ли можно сказать, что собеседники приспосабливаются друг к другу, – скорее собеседники оказываются, в удачно протекающем разговоре, подчиненными истинному положению вещей, связывающему их какой-то новой связью. достижение понимания в разговоре – не простое театральное действие и проведение в жизнь своих установок, скорее это превращение в то общее, в котором мы не остаемся теми же, какими были раньше" [gadamer 1960/86, с.384]. и далее: "хотя мы говорим, что "ведем разговор", тем не менее, чем непосредственней разговор, тем меньше зависит его ход от воли того или иного собеседника. так, естественный разговор никогда не бывает таким, каким мы его хотели провести. точнее будет оказать, что мы оказываемся в состоянии разговора, или даже впутываемся в него ... достигнутость или недостигнутость понимания – то, что происходит с нами" [gadamer 1960/86, с.387]. при этом в отличие от того случая, когда наша направленность – на понимание другого (особенно в психотерапевтическом диалоге или при допросе), все высказывания мы проецируем не на собеседника, а на себя, на свои мнения и заблуждения [gadamer 1960/86, с.389]. итак, суть диалога, по гадамеру, в следующем: "... в другом человеке мы сталкиваемся с тем, чего еще не было в нашем собственном опыте" [gadamer 1972, с.211].

3. структурирование диалога

концепций подразделения диалога на элементы, уровни, структуры столько же, сколько исследователей.

например, в работе [j.hinds 1975] разговору приписываются следующие характеристики: 1) говорящий и слушающий, находящиеся в речевом взаимодействии; 2) речевые события; 3) топик разговора. все эти аспекты внешне связаны [j.hinds 1978, с.598] в абзацы. эта схема описания была очень характерна для времени увлечений "теорией текста" в конце 70-х годов. усложненный вариант встречаем у дж.лайонза [j.lyons 1977, с.66]: диалог отроится людьми, выбирающими и исполняющими определенные роли из своего репертуара. для этого они используют знания: 1) роли; 2) статуса; 3) локализации в пространстве и времени; 4) степени формальности; 5) медиума общения (письменной или устной манифестации со своими законами); 6) предмета разговора; 7) области, или регистра, или стилистического ключа. говорящий добивается постоянной обратной связи со своим адресатом, гарантирующей ему внимание этого адресата и свидетельствующей о благосклонном восприятии сказанного и о желании продолжать разговор. большая часть обратной связи проявлена в кивании головой, в поддакивающих междометиях и в движении глаз. говорящий и слушающий делят между собой зоны влияния, когда кому уместнее высказываться. разговор – пример социального взаимодействия: то, что реально произносится, может и не обладать больной значимостью само по себе, но обычно несет большой социальный заряд. главная функция речи – "установление и поддержание социальных отношений; сигнализирование о своей принадлежности к определенной группе в обществе; утверждение о своей идентичности и личности; передача другим определенного представления образа о говорящем. все эти функции мы относим к рубрике "межличностное", когда различаем межличностное и описательное значения; и оба вида значения неразрывно связаны в языке" [j.lyons 1977, с.66].

выделяются два "измерения" диалога: социальное и содержательное (пропозитивное, информационное). эти измерения переплетены между собой. однако первое пользуется большим вниманием социологизирующих подходов к диалогу, а второй – в лингвистических концепциях.

3.1. социологизирующие концепции

еще в начале века "социология разговора" считалась одним из фундаментов социологии знания и действия [nerlich 1986, с.67]: в ее задачу входят наблюдение над различными типами диалога, выявление причин и следствий, а также описание трансформаций диалога. в частности, т.гард в 1901 г. различал: а) диалог между подчиненными и начальником в противоположность диалогу равных; б) диалог как борьбу и диалог как обмен; в) диалог регламентированный (например, церемониальный) в противоположность нерегламентированному. типы диалога выделялись в соответствии с социальными параметрами, с модусами взаимодействия и со степенью официальности.

продолжение этого мотива мы находим сегодня и в разграничении по линии "доминирование – кооперированность – конфликт" (например, см. [francois et al. 1984, с.26]): 1) доминирование, когда только один собеседник задает вопросы, навязывает тему, а другой подчиняется ему в этом отношении; 2) диалог о гомогенной кооперированностью: сначала один собеседник вводит тему, затем другой, инициатива друг друга поддерживается по ходу расширения и/или модифицирования диалогической ситуации; 3) гетерогенная кооперированность, когда участники играют неравные роли, дополняющие друг друга: один высказывает общие истины, другой приводит примеры, третий высказывает какую-либо гипотезу или просто подает реплики развлекательного характера и т.д.; 4) конфликт.

в так называемом "конверсационном анализе", или "этнометодологии речи", следуют схеме рассмотрения, особенно ярко проявленной в работе [henne, rehbock 1982, c.20]. имеем следующие категории анализа диалога:

- категории макро-уровня – фазы разговора (разделы, части): 1) начало; 2) завершение; 3) середина (поддержание главной темы и подтем); 4) нецентральные фазы ("поля") – второстепенные темы, эпизоды;

- категории промежуточного уровня: 1) шаг в диалоге (элементарная реплика); 2) смена говорящих по правилам обмена репликами; 3) ход разговора; 4) речевой акт (и/или акт восприятия); б) сигнал членения диалога; 6) поведение канала обратной связи;

- категории микро-уровня, или элементы, выделяемые внутри речевого акта: синтаксические, лексические, фонологические и просодические структуры.

в той же работе [henne, rehbock 1982, с.32-33] разграничиваются сущностные характеристики диалога:

- виды диалога: 1) естественный диалог: а) спонтанный; б) подготовленный; 2) фиктивно-литературный диалог; 3) инсценировка;

- отношения в пространстве-времени (ситуативный контекст): 1) коммуникация в непосредственном пространственно-временном контексте (лицом к лицу); 2) коммуникация на расстоянии: одновременность при удаленности коммуникантов в пространстве (телефонный разговор);

- констелляция участников: 1) межличностный диадический обмен; 2) групповая беседа: а) в малых группах; б) в больших группах (например, на митингах);

- степень открытости: 1) интимный диалог; 2) доверительный диалог , 3) полуоткрытое высказывание; 4) высказывание на публику;

- социальные отношения между собеседниками: 1) симметричные; 2) асимметричные, а именно, когда асимметрия обусловлена: а) антропологически, б) социокультурно, профессиональными или содержательными факторами; в) структурой разговора;

- структура действий в диалоге: 1) директивы; 2) изложение; 3) размышление – обыденное или научное;

- степень знакомства собеседников: 1) полное; 2) дружественные, приятельские отношения; 3) простое знакомство; 4) поверхностное знакомство; 5) незнакомый собеседник;

- степень подготовленности собеседников: 1) отсутствие подготовки; 2) подготовленность в силу рутинности беседы; 3) специальная подготовка к данному разговору;

- фиксированность темы: 1) отсутствие фиксированности, 2) фиксированность общей тематической области; 3) узкая специализация темы;

- соотношение между коммуникацией и неречевыми действиями: 1) предопределяющее ход общения; 2) не сказывающееся на этом ходе.

как видим, в этой концепции диалог представляется также с социологизирующих позиций как смена (и структура) действий человека в социуме. к такой же социологизирующей парадигме можно отнести и таксономии "конверсационной среды", предложенную в работе [e.hovy 1987, с.4]. эта среда представлена следующими четырьмя большими классами:

- атмосфере диалога (само окружение): 1) время (неограниченное, стесненное или не очень стесненное); 2) тон – формальный, неформальный, торжественный; 3) условия общения – отсутствие или наличие помех;

- говорящий с точки зрения: 1) знания обсуждаемого предмета – эксперт, продвинутый в изучении вопроса, исследователь, новичок; 2) заинтересованности в предмете; 3) мнение о предмете (благостное расположение духа, гнев, рассеянность и т.п.):

- служащий о точки зрения тех же четырех характеристик, что и у говорящего, плюс характеристика языковой способности (хорошее, среднее или плохое впадение языком при понимании чужой речи);

- отношения между собеседниками: 1) глубина знакомства – друзья, знакомые, незнакомые вовсе; 2) относительный социальный статус (доминирование, равенство, подчиненность); 3) эмоциональность – приязнь, нейтральность, неприязнь.

еще одно измерение (существенное для определения "диалогической ситуации", см. [i.werlen 1984, с.130], вносит концепция, подчеркивающая момент интерпретации чужой речи. а именно, по к.байеру (цит. по [i.werlen 1984]), в рамках диалогической ситуации выделяются: 1) область релевантности и социального заказа; 2) план действий со своей иерархией мотивов: 3) репрезентация действительного хода взаимодействия; 4) интерпретация того, что связано с языковыми средствами диалога (внимание к выбираемым средствам знаковой системы); 5) фокусировка внимания на определенной области) 6) эмоционально-эстетическая компонента в отношении к конкретным ситуативным факторам; 7) оценка собеседника, содержащая два элемента: отнесение к одному из типов человеческой личности (в качестве собеседника) и представление о той ситуации, в которой собеседник находится в данный момент; 8) значение и текущее восприятие, тематизированные в конкретный момент диалога.

отнесение собеседника к тому или иному типу в диалоге важно и само по себе (ведь диалог – одно из средств узнать другого человека, если вы в нем заинтересованы), и как опора для выполнения стратегических и тактических ходов говорящим. в последнем отношении очень интересно приложение ролевого подхода к категоризации диалога, когда принимается [e.c.davies 1979, с.44]: 1) каждый данный индивид может исполнять одновременно несколько различных ролей (в течение одного и того же дня вы можете быть и учителем, и учеником, и отцом, и сыном); 2) каждая данная роль одновременно может исполняться несколькими индивидами с очень разными личностными качествами. между ролями и их исполнителями нет жесткого взаимно-однозначного соответствия не только на протяжении одного дня, но и в рамках одного диалога. можно выделить: а) первичные роли (говорящий, слушающий и наблюдатель) и б) вторичные роли, различаемые по способам отношения к собеседнику, подачи себя с помощью своих речевых выступлений, по выражению установок по отношению к себе, к собеседнику и к содержанию речей. репертуар вторичных ролей в этой концепции ограничен четырьмя ролями: сообщающий, знающий, решающий и исполняющий. осознавая себя экспертом, от которого ничего не зависит, вы подадите информацию не так, как если бы вы знали, что в результате вашего высказывания будут предприняты нужные действия. все четыре вида ролей могут исполняться (в силу приведенной выше аксиоматики) одним и тем же человеком. подача же "образа себя" в том или ином качестве, а также восприятие другого в роли предопределены и корректируются более широким контекстом – тем, что э.гоффман [e.goffman 1974, с.496-559] назвал "основанием", или "опорой". эта опора меняется сема в результате и по ходу диалога [e.goffman 1981, с.128], задавая новое обрамление для речевых событий.

итак, общей чертой социологизирующего подхода является то, что диалог рассматривается одновременно и с точки зрения ситуативных (этнически обусловленных), и с точки зрения общечеловеческих черт, объясняющих свойства диалога как формальной организации социального взаимодействия [j.r.bergmann 1981]; ср. [e.a.schegloff 1979a, с .71].