На фотографии первый и последний день моего пребывания в Зоне отчуждения ЧАЭС. Я думал, что попал в сказку, вокруг столько всего неизвестного о чем, когда-то читал лишь в книжках. Столько людей с оружием я не видел ни разу в жизни, даже когда служил в армии. Все они искали какие-то «артефакты», постоянно говорили о каком-то хабаре, торговцах, мутантах. Мне казалось, что я попал в другой мир, о котором мечтал с детства: приключения, перестрелки, богатство, монстры. Обо всем этом, мне рассказал один знакомый, прочитав научную статью в журнале, с того дня я лишился покоя и сна, я захотел попасть туда, любой ценой. Я заложил квартиру, подаренную мне родителями на свадьбу, продал свою «шестерку» и, пообещав жене вернуться с огромным состоянием, уехал в Чернобыль.
Колючая проволока, огораживающая периметр Зоны подтянута вверх саперной лопаткой проводника, он кивает мне головой идти на ту сторону, и я с благоговением проползаю под колючкой, попадая в Зону отчуждения ЧАЭС.
Буквально через десять минут я увидел среди крон деревьев крыши домов. Это был лагерь новичков. Я прекрасно понимал, что мне нечего ловить в Зоне, без должной экипировки и оружия, также я не собирался бежать сломя голову искать артефакты, которые сулили богатство. Сидя у костра, я наслаждался тем, что находился тут. В этом волшебном месте, где должны исполниться все мои мечты.
Я быстро познакомился с другими сталкерами, мы даже успели сфотографироваться моим «полароидом», который я взял из дома. Мы выпили за здоровье, оказалось, что здесь ребята нисколько не хуже чем за периметром, такие же общительные и веселые. Через полчаса меня отвел в сторону сталкер по прозвищу Каштан. Он предложил мне прогуляться за хвостом кабана, по его словам это было самое простое испытание для новичка. Он оказался настолько любезным, что дал мне свой «калашников» и бронежилет.
Через десять минут мы уже шли по поляне, на которой росли редкие кусты и деревья. Вскоре Каштан остановился и попросил меня проверить кусты, растущие неподалеку. Я без тени сомнения пошел к ним, через пару десятков метров, подул сильный ветер, поначалу я не обратил на него никакого внимания, но через пару секунд ветер стал настолько ураганным, что поднял меня и начал раскачивать, то влево, то вправо, я звал на помощь, но Каштан не помог. На этом для меня сказка о Зоне отчуждения закончилась.
Я очнулся в машине, на которой меня везли в больницу. Врачи, сказали, что я выжил чудом. Через неделю безуспешных попыток спасти мои конечности, хирургу пришлось ампутировать мне ноги до колен и кисть правой руки.
Через полгода я вернулся к родителям. Жена, увидев перед собой калеку, захлопнула передо мной дверь, через месяц мы развелись. Мама сильно «сдала», через год мы с отцом её похоронили. Он на нервной почве перенёс инсульт, который полностью его парализовал, сейчас он лежит в больнице. Как недееспособному мне отказали в опекунстве. От отца мне осталась старая дача. В ней я доживал свой век, век калеки, который в рассвете сил стал никому не нужен.
Жизнь в одиночестве стала для меня кошмаром. Изо дня в день, я слонялся из угла в угол, осматривая обшарпанные стены своей «однушки». Из больницы, ко мне, два раза в неделю, приходила медсестра и приносила продукты и лекарства.
Я отложил фотографию в сторону, и взялся правой рукой за колесо. Механизм скрипнул и инвалидная коляска, придя в движение, передвинулась к окну.
Старая оконная рама, которую мы красили вместе с отцом пять лет назад, давно потеряла цвет, краска облупилась и обсыпалась. Стекло в нескольких местах потрескалось, одну форточку разбили хулиганы. Чтобы не дул ветер я заткнул дыру подушкой.
Я поднял глаза. На улице завывал промозглый февральский ветер, изредка он бросал в окно горсти снега. Дорожку, ведущую к дому, давно замело. Чистить её некому, у меня нет сил и возможности, медсестру стыдно просить, иногда мне приходит помогать соседка Антонина Павловна, ей почти девяносто лет, когда она чистит снег у моего дома, с трудом поднимая лопату, я плачу от бессилия, от того что не могу ничего сделать, не могу ничем помочь.
Колеса инвалидной коляски вновь скрипнули, отправляя ее к шкафу. Я открыл ящик и достал из него сверток. Положив его на колени, я подъехал к столу, стоявшему на кухне. Взяв бутылку водки, я открутил металлическую крышку, налил полный стакан и залпом его осушил. Задымив последней сигаретой, я пару раз затянулся и, взяв карандаш и бумагу, написал записку. Докурив, я затушил окурок в стеклянной банке. Развернув сверток, у меня оказался в руках пистолет, который я купил на деньги, доставшиеся мне по наследству от матери. В магазине остался один патрон, остальные я израсходовал, отпугивая хулиганов и бомжей, пытавшихся залезть ко мне в дом. Взведя курок, я прижал дуло к виску и закрыл глаза.
Труп Азеева Ивана, двадцати пяти лет, через два дня обнаружила медсестра, ухаживающая за ним. На кухонном столе была записка: «Я был отмычкой».