Кровавый диск заходящего солнца заливал округу зловещим багровым светом. Раскалившийся за день воздух делал мир похожим на царство Плутона, и даже поднявшийся, наконец, ветерок не приносил облегчения.
В небольшом перистиле, среди аккуратных клумб и высоких кипарисов, стояли друг против друга две длинные широкие мраморные скамьи, разделенные маленьким круглым бассейном. На одной из них, накрытой толстой яркой циновкой, опершись на локоть, возлежал пожилой мужчина. Его стать и тренированное тело не могли скрыть даже складки просторной тоги. Седые волосы были коротко острижены на военный манер, суровое лицо украшал старый шрам. Он, не отрываясь, смотрел на бледно-розовые жемчужины водяных лилий, цветущих в искусственном водоеме и бережно водил большим пальцем по барельефу, лежащей в ладони пряжки.
Из дома, разгоняя сгустившиеся сумерки светом факела, появился Пиррос. Тонкий, как тростинка, мальчик-раб неслышно прошел по портикам, зажигая большие бронзовые лампы. Дворик сразу наполнился теплым мерцающим светом и опустившиеся на сад тени испугано шарахнулись прочь, затаившись глубоко под навесами.
- Пиррос! – позвал мужчина на скамье, не отрывая невидящий взор от кувшинок.
Мальчик подошел ближе и склонил голову.
- Да, хозяин?
- Принеси вина и кубки.
- Да, хозяин! – повторил раб, лишь изменив интонацию, поднял голову и удалился в дом.
Спустя несколько минут он вернулся, неся перед собой большой поднос. На украшенном орнаментом круге стояла большая глиняная амфора, два высоких серебряных кубка и чаша с фруктами. Хорошо зная хозяйские привычки, Пиррос осторожно опустил ношу на довольно широкий бортик бассейна.
- Господин еще что-нибудь желает? – с низким поклоном спросил молодой раб.
Мужчина начал тяжело подниматься, и мальчик поспешил помочь хозяину сесть на скамье.
- Нет, Пиррос, больше ничего. Иди, отдыхай.
- Доброй ночи, господин, – мальчик снова поклонился и удалился в дом.
Дождавшись, когда шаги раба стихнут совсем, пожилой мужчина встал и протянул руку к амфоре. Наполнив кубки вином на треть, он поднял один навстречу тонкому серпу молодого месяца.
- За тебя, мой друг! – он закрыл глаза и выпил до дна крепкий терпкий напиток.
- Ты по прежнему верен слову, Терций, – раздался тихий, похожий на шелест ветра в листве, голос.
Мужчина с грустной улыбкой опустил кубок и открыл глаза. Напротив него, на второй скамье сидела призрачная фигура воина в облачении центуриона.
- Рад снова видеть тебя, дорогой Клавдий, – в глазах Терция блеснула влага.
Он справился с чувствами и вновь наполнил кубок. Призрак стал четче, материальней.
- Еще один год минул, – улыбнувшись, прошелестел он.
- Да, – согласился Терций и сел на скамью.
- Что гложет тебя, мой друг? – обеспокоился призрак.
- Мне страшно, Клавдий, я стал забывать.
Центурион поднялся и через миг оказался рядом со старым другом.
- Скажи мне, что ты помнишь?
Терций сначала грустно ухмыльнулся, потом заговорил, почти сомкнув густые седые брови на переносице.
- Я помню жару. Да, в тот день было так же жарко, как сегодня. Наша центурия стояла в составе второго легиона.
Вокруг Терция серым облаком заклубился густой туман. Через мгновение он уже заполнил собой весь дворик, скрыв и пруд, и скамьи, и кипарисы. Вместо них в сером мареве стали проступать зелень равнины, верхушки холмов и спины, стоящих впереди воинов. Он снова был молод, снова держал в одной руке копье, в другой – щит, он снова чеканил шаг в строю, и рядом, словно простой солдат, улыбаясь, шел Клавдий.
- Прибавить шаг! Держать строй! – рявкнул, проскакавший на разгоряченном гнедом жеребце, легат Квинт.
Шаг, второй, третий, еще один…
Напряжение внутри нарастало с каждой секундой, сердце бешено колотилось в груди.
- Щиты поднять, копья к бою! – прозвучал еще один приказ легата.
В просвет между шлемами впередиидущих Терций увидел часть движущейся навстречу македонской фаланги. Плотная стена тяжеловооруженных воинов, облаченных в сверкающие тораксы и поножи, неумолимо надвигалась.
Внутри у Терция все похолодело. Неужели они смогут устоять против такой мощи, сломить, опрокинуть? Мир вдруг застыл, ожидая ответа.
«Сможем!» - громыхнуло в голове.
Отринув страх и неуверенность Терций сделал следующий шаг и мир ожил вновь. Затрубили трубы, зазвучали приказы командиров. Фаланга пошла в атаку и римские щиты приняли на себя острые македонские копья. Раздался скрежет наконечников о бронзовую оковку, треск разлетающихся в щепки древков, яростные крики сражающихся воинов и отчаянные вопли умирающих.
Длинные сариссы македонян держали римских воинов на расстоянии, не давая последним использовать копья и мечи. Фаланга просто сминала передовые ряды гастатов.
-Щиты плотнее! – перекрывая звуки боя, прокричал Клавдий, видя, как один за другим гибнут его солдаты. – Стоять!
- Стоим! – подхватил приказ друга Терций и встал в стойку, готовый встретить удар.
Его примеру последовали другие воины и манипула, упершись, встала. Македонские воины усилили натиск.
Когда от построения осталось чуть меньше половины прозвучал сигнал «к отступлению!».
- Строй держать! – срывая голос, прокричал Клавдий, удерживая остатки манипулы от губительного бегства.
Задние ряды попятились, получая пространство для действия.
- Копья бросай! – скомандовал Клавдий и, едва с задних рядов взвились в небо дротики, приказал, – Щиты, толкай!
Солдаты переднего ряда разом налегли на щиты, откидывая противника, и, пользуясь прикрытием копейщиков, быстро отступили назад, создав просвет между манипулой и фалангой.
- Только не бежать, только не бежать, – словно молитву повторял Терций, осторожно пятясь.
Македонские воины устремились в погоню.
- Если мы выживем, буду каждый год праздновать этот день! – пообещал Клавдий, перехватывая удобнее щит.
- Я буду каждый год поднимать серебряный кубок за тебя на этом празднике! – с улыбкой ответил Терций и занял место павшего щитоносца.
Они отступали и македонская пехота победоносно «наступала на пятки». Удерживать плотный ровный строй, маршируя по холмистой равнине, для войска царя Персея оказалось непосильной задачей. Фаланга разорвалась и увидевший, это консул Эмилий приказал атаковать вновь.
В этот момент задние ряды их манипулы поравнялись с манипулой принципов.
- Мечи вон! – закричал Клавдий, чувствуя за спиной поддержку более опытных воинов. – Вперед!
Вслед за своим центурионом остатки гастатов, обнажив клинки, ринулись туда, где разрывался ровный македонский строй.
Они дрались как истинные сыны Марса, не чувствуя боли, не давая пощады, сея смерть и ужас среди врагов. И воины царя Персея дрогнули, попятились, а после спасаясь, обратились в бегство.
То был славный бой и славная победа.
Ранним утром молодой раб Пиррос, выйдя во внутренний дворик, увидел тело господина, лежащее на скамье, и двух призрачных воинов, поднимающих к светлеющему небу серебряные кубки. Через мгновение они растворились в первых лучах восходящего солнца.
