Многие люди почему-то часто заблуждаются, думая, что предметы, сделанные их руками – неживые.
Я хоть и обычная скамейка в парке, но, тем не менее, живая. Да, я не умею двигаться. Не могу видеть. Не могу дышать. Но я слышу и чувствую то, что происходит вокруг меня. А значит, я живая.
Каждый день на меня садятся люди и им невдомёк, что мне, может быть, неприятно ощущать на себе вес их тел, их грязную одежду. Но это моё предназначение. На мне должны сидеть. Так задумали мои создатели, и я ничего не могу с этим поделать.
* * *
Этот день был не похож на другие. Он был особенным, богатым на события и запомнился мне больше всего, хоть с ним и связаны не самые лучшие воспоминания.
Ночью, примерно в два часа, в парк пришёл какой-то пьяница. Он нагло и бесцеремонно улёгся на меня. Хотя, возможно, и не пьяница, но алкоголем от него разило здорово. Я не знаю, что побудило этого человека напиться – или привычка, или же с ним приключилось несчастье. Допустим, он мог поругаться с женой, та его выставила за дверь и в дом не впускала. Тогда этот мужчина пошёл в питейное заведение и с горя напился. А поскольку ночевать ему было негде, он и заявился сюда. Если это действительно так, то я его понимаю и даже сочувстсвую ему. Но если это человек, как их называют, без определённого места жительства, который весь день просил милостыню, а потом купил на те гроши, что ему дали, бутылку водки и наклюкался до полубессознательного состояния… тогда, если я могла хотя бы говорить, я бы сделала так, чтобы он шёл поискать себе другое место для ночлежки. Уж очень я не люблю алкоголиков!
А как он жутко храпел, это что-то!
К счастью, наутро он ушёл, правда я вся провоняла парами алкоголя, его немытым телом и грязной одеждой.
Потом пришёл старик и грузно опустился на меня. Весил он не менее центнера, это точно. Почему старик, спросите вы? Я это определила по постукиванию его палки по дороге и по вздохам, характерным только немолодым людям. Он долго сидел и тяжело дышал. Наверное, даже простая прогулка, и та выматывает его слишком сильно. Тут свою роль сыграли и возраст, и комплекция его тела.
Спустя примерно час ушёл и старик. Некоторое время я оставалась в одиночестве, наедине с собой и своими мыслями. В очередной раз размышляла о том, что было бы неплохо, если бы я стала не скамейкой, а чем-нибудь другим. Фонарным столбом, например. На нём никто не сидит, не лежит и от него не меньше пользы, чем от скамейки. Или же, я замахнулась гораздо выше, стала бы я птицей. У меня была бы неограниченная свобода, я могла бы побывать везде и посмотреть всё, что захочется. А самое главное я была бы по-настоящему живым существом, а не просто вещью.
От моих размышлений меня оторвала весёлая молодая парочка, которая села на меня и начала целоваться. Чмоки, вздохи, тихий шёпот. Это было мило, хотя и немного бесстыдно.
- Я люблю тебя! – тихо сказала девушка, чей голос можно было сравнить со звоном колокольчиков. Я не могла её видеть, но подумала, что она, должно быть, ангельское создание.
- Я тоже тебя люблю! – также тихо ответил на её признание парень. Однако в его голосе я распознала фальшь. Он врал, нагло и бессовестно. Бедная девушка, ведь она его так искренне любит, а он её нет. Тогда почему он с ней? По каким соображениям. К сожалению, я пока не так хорошо поняла психологию людей, чтобы разобраться в этой ситуации.
Парочка тоже со временем удалилась, и это было хорошо. Я не хотела больше выносить на себе, в буквальном смысле слова, этого гнусного человека. Он был мне противен, и если бы я могла, то макнула его головой в грязь. Увы, это было мне не под силу.
Вскоре после ухода этой парочки ко мне приковылял пёсик. Судя по благоухающему запаху, у него были хозяева, причём хозяева богатые. Пёсик подошёл ко мне, обнюхал со всех сторон и… (я даже не знала как на это реагировать) стал справлять нужду на мою ножку. Фи, какая мерзость! Прочь, пошёл прочь, нахальный пёс. Фу, кыш!
Однако собака не ушла до тех пор, пока не облегчилась полностью. Это был первый случай, когда со мной обошлись подобным образом. С этого дня я возненавидела собак.
Когда Солнце уже стало заходить за горизонт и стало более прохладно, на меня сел мужчина – его густой бас, которым он разговаривал по телефону, не оставлял сомнений в его половой принадлежности. Закончив беседу, он, судя по шуршанию бумаги в его руках, стал читать газету и при этом что-то постоянно бубнил себе под нос. «Президент… Жириновский… гады… жирная… курица… футболисты… мать…» - слышала я. Что-то с ним явно было не так. То ли он не в настроении, то ли что-то другое. Не знаю, в общем. Да и не моё это дело.
После того, как он ушёл, ко мне никто больше не подходил. Но я была этому даже рада. Больше предпочитаю быть в одиночестве.
А под самый конец дня, когда уже было совсем темно и на улице включали фонари, я услышала рядом с собой следующий диалог:
- Ну, вот и последняя скамейка. Демонтируем её и уходим. На сегодня работа будет выполнена.
- Да ну, Лёха, давай сейчас пойдём домой, а? Я так устал…
- Вася, ты что? Последняя скамейка осталась. Сделаем, и всё – свободны как ветер, новые уже не мы ставить будем.
- Да давай завтра, ну? Реально лень. Не хочу!
- Что ж ты за человек? Зачем откладывать назавтра? Тут работы-то минут на пятнадцать, не больше.
- Как хочешь, а я пойду. Устал как собака, пойми ты это! И спать хочу очень.
- Тьфу ты! Упёртый баран! Меня тогда подожди, с тобой пойду, один работать не стану.
И люди ушли.
* * *
С этого дня прошло два года, а меня так и не демонтировали. Я осталась единственной скамейкой старого образца во всём парке. Остальных моих «сородичей» разобрали и заменили более новыми, и не деревянными, а железными. Меня почему-то решили не трогать. Может быть, я символизирую старые времена, напоминаю всем о прошлом? Может быть… В любом случае я очень обязана тому человеку, которого зовут Вася, благодаря которому я всё ещё живу на этом свете и наслаждаюсь каждой минутой, какой бы плохой она ни была…

Многие люди почему-то часто заблуждаются, думая, что предметы, сделанные их руками – неживые.
Я хоть и обычная скамейка в парке, но, тем не менее, живая. Да, я не умею двигаться. Не могу видеть. Не могу дышать. Но я слышу и чувствую то, что происходит вокруг меня. А значит, я живая.
Каждый день на меня садятся люди, и им невдомёк, что мне, может быть, неприятно ощущать на себе вес их тел, их грязную одежду. Но это моё предназначение. На мне должны сидеть. Так задумали мои создатели, и я ничего не могу с этим поделать.
* * *
Этот день был не похож на другие. Он был особенным, богатым на события и запомнился мне больше всего, хоть с ним и связаны не самые лучшие воспоминания.
Ночью, примерно в два часа, в парк пришёл какой-то пьяница. Он нагло и бесцеремонно улёгся на меня. Хотя, возможно, и не пьяница, но алкоголем от него разило здорово. Я не знаю, что побудило этого человека напиться – или привычка, или же с ним приключилось несчастье. Допустим, он мог поругаться с женой, та его выставила за дверь и в дом не впускала. Тогда этот мужчина пошёл в питейное заведение и с горя напился. А поскольку ночевать ему было негде, он и заявился сюда. Если это действительно так, то я его понимаю и даже сочувствую ему. Но если это человек, как их называют, без определённого места жительства, который весь день просил милостыню, а потом купил на те гроши, что ему дали, бутылку водки и наклюкался до полубессознательного состояния… тогда, если я могла бы хоть немного говорить, я бы сказала ему, чтобы он шёл поискать себе другое место для ночлежки. Уж очень я не люблю алкоголиков!
А как он жутко храпел, это что-то!
К счастью, наутро он ушёл, правда, я вся провоняла парами алкоголя, его немытым телом и грязной одеждой.
Потом пришёл старик и грузно опустился на меня. Весил он не менее центнера, это точно. Почему старик, спросите вы? Я это определила по постукиванию его палки по дороге и по вздохам, характерным только немолодым людям. Он долго сидел и тяжело дышал. Наверное, даже простая прогулка, и та выматывает его слишком сильно. Тут свою роль сыграли и возраст, и комплекция его тела.
Спустя примерно час ушёл и старик. Некоторое время я оставалась в одиночестве, наедине с собой и своими мыслями. В очередной раз размышляла о том, что было бы неплохо, если бы я стала не скамейкой, а чем-нибудь другим. Фонарным столбом, например. На нём никто не сидит, не лежит и от него не меньше пользы, чем от скамейки. Или же, я замахнулась гораздо выше, стала бы я птицей. У меня была бы неограниченная свобода, я могла бы побывать везде и посмотреть всё, что захочется. А самое главное – я была бы по-настоящему живым существом, а не просто вещью.
От моих размышлений меня оторвала весёлая молодая парочка, которая села на меня и начала целоваться. Чмоки, вздохи, тихий шёпот. Это было мило, хотя и немного бесстыдно.
- Я люблю тебя! – тихо сказала девушка, чей голос можно было сравнить со звоном колокольчиков. Я не могла её видеть, но подумала, что она, должно быть, ангельское создание.
- Я тоже тебя люблю! – также тихо ответил на её признание парень. Однако в его голосе я распознала фальшь. Он врал, нагло и бессовестно. Бедная девушка, ведь она его так искренне любит, а он её нет. Тогда почему он с ней? По каким соображениям? К сожалению, я пока не так хорошо поняла психологию людей, чтобы разобраться в этой ситуации.
Парочка тоже со временем удалилась, и это было хорошо. Я не хотела больше выносить на себе, в буквальном смысле слова, этого гнусного человека. Он был мне противен, и если бы я могла, то макнула бы его головой в грязь. Увы, это было мне не под силу.
Вскоре после ухода этой парочки ко мне приковылял пёсик. Судя по благоухающему запаху, у него были хозяева, причём хозяева богатые. Пёсик подошёл ко мне, обнюхал со всех сторон и… (я даже не знала, как на это реагировать) стал справлять нужду на мою ножку. Фи, какая мерзость! Прочь, пошёл прочь, нахальный пёс. Фу, кыш!
Однако собака не ушла до тех пор, пока не облегчилась полностью. Это был первый случай, когда со мной обошлись подобным образом. С этого дня я возненавидела собак.
Когда Солнце уже стало заходить за горизонт, на меня сел мужчина – его густой бас, которым он разговаривал по телефону, не оставлял сомнений в его половой принадлежности. Он читал газету, судя по шуршанию бумаги в его руках, и что-то постоянно бубнил себе под нос. «Президент… Жириновский… гады… жирная… курица… футболисты… мать…» - слышала я. Что-то с ним явно было не так. То ли он не в настроении, то ли что-то другое. Не знаю, в общем. Да и не моё это дело.
После того, как он ушёл, ко мне никто больше даже не подходил. Но я была этому даже рада. Больше предпочитаю быть в одиночестве.
А под самый конец дня, когда уже было совсем темно и на улице включали фонари, я услышала рядом с собой следующий диалог:
- Ну, вот и последняя скамейка. Демонтируем её и уходим. На сегодня работа будет выполнена.
- Да ну, Лёха, давай сейчас пойдём домой, а? Я так устал…
- Вася, ты что? Последняя скамейка осталась. Сделаем, и всё – свободны как ветер, новые уже не мы ставить будем.
- Да давай завтра, ну? Реально лень. Не хочу!
- Что ж ты за человек? Зачем откладывать на завтра? Тут работы-то минут на пятнадцать, не больше.
- Как хочешь, а я пойду. Устал как собака, пойми ты это! И спать хочу очень.
- Тьфу ты! Упёртый баран! Меня тогда подожди, с тобой пойду, один работать не стану.
И люди ушли.
* * *
С этого дня прошло два года, а меня так и не демонтировали. Я осталась единственной скамейкой старого образца во всём парке. Остальных моих «сородичей» разобрали и заменили более новыми, и не деревянными, а железными. Меня почему-то решили не трогать. Может быть, я символизирую старые времена, напоминаю всем о прошлом? Может быть… В любом случае я бесконечно благодарна тому человеку, которого зовут Вася, благодаря которому я всё ещё живу на этом свете и наслаждаюсь каждой минутой, какой бы плохой она ни была…